Альмира Илвайри - Крылатая дева Лаэрнике

Горячая вода с ромашкой и лавандой оказала свое благотворное действие, и мне стало легче. Я сидела в чане, обхватив руками колени. Лаэрнике легонько массировала мои плечи. Да, видимо, я права. Вот и сейчас Лаэрнике ничего не замечает. А раньше она непременно бы спросила, что меня беспокоит…

— Лайни, посыльный не приносил писем? — спросила я.

— Приносил, утром, — ответила Крылатая, продолжая массаж. — Ты спала, и я не стала тебя будить.

Я встрепенулась:

— Лайни, дай посмотреть!

Лаэрнике легким движением скользнула к трюмо и взяла лежавшее на нем письмо. Подала мне. Сорвав печать, я развернула бумагу. Да, это от дона Родриго. Четким и стремительным, словно летящим почерком дон Родриго де Альвез извещал, что освобождает меня от службы. К письму прилагалась расписка, по которой я могла получить сумму, необходимую для того, чтобы купить коня, провиант и покинуть город… Я скрипнула зубами и выронила письмо. Похоже, я потеряла надежного союзника и хорошего друга. Навряд ли дон Родриго сможет простить мне то, что случилось.

Ладони Крылатой мягко легли мне на плечи:

— Альмира, тебе кто-то написал плохие слова?

— Лайни, — я больше не могла сдерживать слезы. — Я не имела права допустить, чтобы этот тип поцеловал тебя. Теперь Господь не простит меня… и я себя не прощу…

— Пожалуйста, не плачь, — Лаэрнике погладила мои плечи. — Ты же сама говорила, что все, что ни делается, — к лучшему. И если так случилось, значит, Господу это было угодно.

По настоянию Лаэрнике после ванны я легла, и она начала растирать меня душистым маслом из Синны, разогревающим кожу и активирующим кровообращение. Я закусила зубами подушку, чтобы не реветь. Теперь я отчетливо ощущала, что между мной и Лаэрнике встала незримая преграда, возведенная этим проклятым поцелуем Диего де Геррера. И я не знала, как ее пробить.

— Альмира, — задумчиво проговорила Крылатая, — мне кажется, я могу его полюбить. Нет, я должна… я хочу полюбить его!

Глаза ее лихорадочно блестели. Я рывком села на кровати:

— Лайни! Послушай… Ты веришь мне?

— Верю, — кивнула она. Я взяла ее за руки:

— Забудь про дона Диего. Есть человек, который уже много лет любит тебя. По-настоящему любит. Человек с грустными глазами, который принес тебя в город. Который помог тебе собрать рисунки возле собора…

— Я не помню, — беспомощно проговорила Лаэрнике. Я сжала ее руки:

— Лайни, родная моя. Постарайся вспомнить. Его зовут Родриго де Альвез. А дон Диего погубит тебя. У него две души — одна от Бога, а вторую он получил, когда заключил сделку с дьяволом. И вторая постепенно берет верх.

— Но тогда его надо спасти! — порывисто воскликнула Крылатая. — И я должна это сделать!

— Его спасет только Бог, и мы можем лишь молиться об этом… Хорошая моя, прошу тебя, поверь мне! Не отдавай ему свою любовь!

— Альмира, я тебе верю, — помолчав, проговорила Лаэрнике. — Ты всегда желала мне только добра. Я постараюсь сделать так, как ты говоришь… Но ты знаешь, не все в моих силах.

Так радостные дни сменились кошмаром. На первый взгляд ничего не изменилось. Лаэрнике по-прежнему посещала все службы. Я старалась постоянно быть рядом и забросила тренировки, чтобы вставать вместе с ней на всенощную. Я водила ее к собору, откуда она взлетала, но потом всегда придумывала какой-нибудь повод, чтобы вместо прогулки по городу (и возможности встретить Диего де Геррера) сразу же вернуться в монастырь. Я видела — Лаэрнике труднее и труднее сосредоточиться на молитве; мысли ее явно блуждали где-то далеко.

Я пыталась поговорить с ней. Лаэрнике отвечала, что старается забыть дона Диего, но у нее получается плохо; наоборот, чем дальше, тем больше она думает о нем. Я пробовала отвлекать ее разговорами на другие темы, но это тоже не помогало. Я совершенно не знала, что делать.

На третий день после злосчастного поцелуя Лаэрнике начала слабеть. Хуже того, она стала терять память. Она даже не могла вспомнить имена многих монахинь, хотя хорошо знала их всех. Меня она, слава Богу, помнила и радостно узнавала, и то лишь потому, что я всегда была поблизости. Иногда мне казалось, что я — единственная ниточка, связывающая Лаэрнике с внешним миром.

От дона Родриго не было ни записки, хотя я отправила ему два письма. Зато Пако доставил мне "от неизвестного сеньора" другое письмо, в котором говорилось, что если я не хочу смерти Лаэрнике, то должна привезти ее дону Диего Хуану де Геррера, потому что только рядом с ним, — мужчиной, поцеловавшим ее, — она сможет вернуться к жизни.