Валентин Егоров - Капитан Т.Т. Трезоров

Когда Генерал сладко задремал в очередной раз, Белояр, мгновенно выставив будильник на последующие девять минут свободы, на полной скорости полетел в объятия девицы на танцплощадке, где я уже танцевал с рыжеволосой девчонкой, на которой кроме платья ничего не было. Как же приятно было касаться и вести в танце ее полуобнаженное тело, прикасаться к талии, чувствовать и ощущать прикрытое платьем обнаженное тело.

Молнии страсти сотрясали наши тела!

Мы были настолько увлечены друг другом, что даже громко звучащий вой сигнализации будильника, не мог оторвать меня от прекрасной дамы и вернуть к суровой действительности возможности нарушения воинского устава. В этот момент моя голова лихорадочно просчитывала, если я приглашу эту девчонку, то пойдет ли она со мной в уголок, где можно было бы убрать последнее препятствие, так мешающее нам в танце.

И в этот сладчайший момент моей жизни, чьи-то острые зубы впились в мою кроссовку и с неимоверной силой потянули меня в сторону от танцевальной площадки. Таким своеобразным способом Трезор напоминал мне о воинском долге, о присяге, под которой я поставил роспись своего сердца. Громадным усилием воли я высвободил девчонку из своих страстных объятий и вместе с Трезором полетел в кабинет, где появился на девятой минуте и 58 секунде и, упав на стул за столом, принял вид благовоспитанного юноши. К этому времени Генерал завершал длительный процесс открывания глаз, при виде меня благосклонно кивнул подбородком, но вдруг глаза его широко раскрылись с выражением недоумения. Я, разумеется, посмотрел по сторонам в поисках того, что вызвало недоумение авторитетного руководителя нашей делегации, и остолбенел от открывшейся неожиданности. Мой лучший друг, напарник и брат Белояр расположился на соседнем стуле и держал на коленях девицу в самом расцвете сил. Он целовал ее во все свободные от одежды места и следует откровенно признать, что мест для поцелуев было предостаточно.

— Какой я идиот?! Подумал я.

— Какой же ты идиот? — Подумал Трезор.

Одновременно наблюдая за циничным и вызывающе развратным поведением нашего общего друга.

Генерал больше не закрывал глаз, долго говаривал по мобильнику, стараясь не смотреть в стороны Белояра, а потом, поднимаясь на ноги, сказал, что настало время, когда всем пора в постель, и вежливо посоветовал нам последовать его примеру. Этот совет прозвучал, как приказ вышестоящего офицера.

Ну, скажите, какой идиот на курорте ложится спать в одиннадцать вечера!

Нам же завтра не надо подниматься и бежать на аэродром на боевое дежурство!

Но приказы в армии не обсуждаются, совет-приказ Генерала не оставлял нам пути назад, мы вскочили на ноги, щелкнули кроссовками и, чуть склонив наши головушки, выразили полную готовность следовать за ним. Девушка Белояра была брошена любимым, которого позвал в дорогу командир.

Чтобы отвлечься от горестных мыслей, хлынувших в голову, из-за разлуки с любимой девчонкой, с которой только что познакомился, протанцевал пару танцев — один быстрый, а другой медленный, я стал наблюдать за поведением Трезора. Меня всегда удивляло, где же эта псина научилась подобному аристократическому поведению, когда она склоняла собачью голову и строевым шагом профессионала направилась вместе с нами к выходу из ресторана.

В заключение хочу добавить, что наша четверка уже давно привлекла внимание посетителей ресторана — громкое завывание сигнализации, присутствие собаки за столом не могло остаться без внимания. Величественный папаша-Генерал, какую бы гражданскую одежду не носил наш командир, любой встречный-поперечный мгновенно определял, что этот человек носит генеральские погоны

Генерал, он и в Африке генерал!

Поэтому, когда мы, следуя офицерской этике вслед за Генералом поднялись из-за стола, чтобы строевым шагом покинуть ресторан, то посетители ресторана поднялись на ноги, чтобы громкими аплодисментами приветствовать нас.

А мы, печатая кроссовками гусиный шаг, проследовали за Генералом. В тот момент, когда мы маршировали мимо моей прекрасной незнакомки в одном только платье, то я собственными глазами видел, как по лицу моей девчонки текли громадные слезищи, но служба родине у меня стояла на первом месте, а любовь к девушке — сразу же после него, на втором месте.

Ну, уж очень эта девчонка запала мне в душу, ее опаловые глаза, шелковистые рыжеватые волосы и аромат ее тела оставил глубочайший след-рану в моем кровоточащем сердце.