Татьяна Стекольникова - Здравствуй, Гр-р!

О судьбе Арсения Сурмина из газет я ничего не узнала, как и о судьбе моего прадедушки.

Музейной даме уже надоело думать про фаллоимитатор, но другие мысли ей в голову не приходили, и поэтому она была рада отвлечься от своих горьких раздумий, когда я спросила, знает ли она, что делал губернатор после революции. Да. Со своим заместителем Сурминым ушел в Белую армию. Оба погибли: Сурмин — в 1920, а Закревский — в 1918 году… Где их могилы — неизвестно. Вдова Закревского в 1919 году вышла замуж за Сурмина. Счастье было очень коротким…

Я попросила отксерить найденные заметки. Дама унеслась, а я огляделась в поисках туалета. Определив азимут, я двинулась в выбранном направлении и уже собралась открыть дверь, украшенную большой буквой "Ж", как Паша, о котором я успела забыть, преградил мне вход.

— Сначала я…

Он толкнул дверь в туалет и невозмутимо зашел внутрь. Трое курящих баб разного возраста с воплем ринулись к выходу. Объявив, что все чисто, Паша запустил меня в сортир, закрыл за мной дверь и остался, слава богу, снаружи. Но сплетня про меня и мордоворота, которого я водила в женский туалет, теперь облетит весь Энск.

Вернувшись, мы нашли музейную даму с готовыми копиями. О том, кого ее коллеги видели в туалете, она еще не знала, потому что мысль дамы была прежней: "Почему одним все, а другим — только фаллоимитатор?"

3. Я надеваю бронежилет.

Паша не выпустил меня из музея, пока в холле не появился Громов. Вывели меня опять под конвоем.

— Громов, ты еще руки мне заломи и голову пригни — как в кино, когда злодеев в машину сажают, — прошипела я, забираясь в джип.

— Надо будет — и пригну… Ты же слушаться обещала… Соню сегодня пытались отравить… Если бы не бдительность Дэна — он у Соньки дежурил, Денис, еще один наш сотрудник, — конец бы ей пришел. Такой дрянью Катя накачала фрукты — откуда только берет… Дэн передачу — мандарины обычные — перехватил, ребятам на экспертизу отправил. А так как дело на особом контроле, анализ сделали быстро. Кто передал — неизвестно, баба какая-то, она санитарке сказала, что попросили на улице передать, мандарином за это угостили… Катя в Энске… А ты сейчас наденешь бронежилет…

— Гринь, с ума сошел?

— Возможно. Но ты наденешь бронежилет…

Спорить бессмысленно — это я поняла по бровям Громова, съехавшимся у переносицы. Пришлось снять жакет, потом пиджак. Пиджак на бронежилет не налезал.

— Что, у тебя пошире ничего не нашлось? — нервничал Гр-р.

— Откуда я знала, что надо будет напяливать эту штуку?

Пашка веселился на заднем сидении: пререкаться с шефом — это мало кому удавалось.

Бронежилет мне надели на пиджак, под жакет.

Кладбище — то же самое, на которое в сентябре отвезли Луизу. Галю хоронили в закрытом гробу — не было возможности восстановить лицо. Я слушала, как Громов тихо говорил Паше, что Катя задушила Белову в машине, но так как сама выйти из "запорожца" не могла, открыла дверь — со стороны пассажира — и на ходу выталкивала труп. Какое-то время тело Галины волочилось по асфальту, а чтобы его выбросить, Кате пришлось делать резкие виражи. В конце концов, труп остался лежать у дороги — совершенно измочаленный…

— Громов, ты мне про это не рассказывал…

— Зачем тебя пугать?

— Меня этим не испугаешь… Забыл, что я дочь мента?

— Ага, ну как же, потомственная мисс Марпл…

— Проехали, уже миссис… А тело как опознали?

— По документам… Сумочка с ней была… Ну, и шрамы — от аппендицита и маммопластики; старый перелом, тату на ягодице… Соне повезло: Катя ее выбросила из машины без всякого ралли — поэтому физиономия у Соньки целая осталась…

Мне стало очень неуютно, я прижалась к Громову и даже попыталась пошутить:

— Гринь, а у меня ни шрамов от маммопластики, ни старых переломов… Как ты меня узнаешь, ежели что? Надо срочно сделать тату…

— Нашла тоже тему для веселья! — нахмурился Громов. — Накаркаешь…

Народу собралось много, в основном, знакомые Устюжанина, а родственников Гали всего двое: брат, мальчишка лет шестнадцати, и бабушка — совсем старенькая, мне показалось, она плохо понимала, что происходит.

Катафалк медленно ехал по центральной аллее. Остальные машины похоронного кортежа, в том числе и джип Громова, остались у ворот кладбища. Вся толпа медленно тянулась за катафалком. Гр-р шел рядом со мной, Паша — чуть позади. Сосны, кусты возле каждой могилы. Песок под ногами, поэтому нет удручающей грязи. Дорожки, пересекающие аллею, достаточно широкие, вполне может проехать автомобиль. Они и ездили — то здесь, то там мелькали легковушки, оживленное движение, несмотря на будний день. Обычное занятие по весне — приведение в порядок перезимовавших могил. Вон сколько у покойников родственников осталось на этом свете — с лопатами и граблями…