Евгений Филенко - ШЕСТОЙ МОРЯК

«Ты даже не представляешь, какое это комичное зрелище! — с трудом выговаривает она. — Шерсть, когти... и человеческий фаллос! Ой, не могу-у...»

Любопытно, это только она в первую очередь обращает внимание на второстепенные детали или такова особенность всех местных женщин?

Ну что ж... Произвести впечатление удалось, но не то, на какое был расчет. Возвращаю себе человеческий облик.

«Как ты намерена поступить со мной дальше, чародейка?» — «Я еще не решила. Но успокойся, я непременно и скоро решу. А пока будь моим гостем на этом острове. Уверяю, тебе понравится. Здесь не так часто бывают гости, достойные моего общества. Кем бы ты ни был — опальный титан, полубог или даже бог — тебе предстоит нелегкое испытание». — «В чем оно заключается?» — «Развлекать меня. Пока я не выскажу свое Веление и не отпущу тебя на свободу. Кстати, тебе понадобится одежда — в моем жилище нет других мужчин, а прислужницы весьма пугливы... Я буду называть тебя Криптос — «Тот, кто скрывается». Тебе это по нраву?» — «Мне это безразлично. Пускай будет Криптос. Не хуже и не лучше других». — «Коль скоро мое имя обозначает «Та, что скрывает», мы составим неплохую пару». — «Возможно... Что я должен делать с этой тряпицей?» — «Это гиматий. Позволь я покажу, как ты должен его носить. Нужно спрятать плечи, чтобы твоя нежная кожа не обуглилась на солнце, а заодно и затем, чтобы ты сошел за путешествующего философа... У тебя случайно нет намерения обзавестись волосами... хотя бы где-нибудь?» — «Это так необходимо?» — «Без волос, бороды и бровей ты производишь странное впечатление. Хотя... в этом есть некий эстетический вызов. Пожалуй, тебе и действительно не стоит отвлекаться на подобные пустяки. Идем же, мой Криптос, я покажу тебе свои владения!»

Любопытно, с чего она решила, что я соглашусь ее развлекать?!

...Остров, где я в очередной раз возродился к новой жизни, назывался Огигия. Мне нравилось, что здесь у всего есть свое имя — даже у острова. Там, где я был прежде, имен было мало, что с избытком компенсировалось богатством эпитетов. И зачастую приводило к курьезным недоразумениям, от комедий ошибок до лютых войн... Остров был невелик, обилен лесами и ручьями с чистой водой, в которых безбоязненно плескалась веселая серебристая рыба. В ветвях носились шумные птицы, в лугах деловито стригли траву спокойные овцы. У них тоже были имена, на которые они по своей глупости не отзывались.

В центральной части острова таились гроты, где, как искренне убеждена была Калипсо, спало древнее ползучее чудовище Пифон, а выходящий из недр нестерпимый смрад был его дыханием. Мои вялые попытки отказать Пифону в существовании, а смрад объяснить естественными причинами встретили энергичный и по сути бездоказательный отпор. (Как выяснилось впоследствии, такой стиль ведения дискуссий был присущ большинству женщин, даже самым умным и образованным, отчего и назывался «женской логикой».) «Нет там никаких чудовищ. Зато есть трещина в земной коре, на дне которой кипит расплавленный камень, а наружу вырываются горячие зловонные газы...» — «Камень не пастушья похлебка над костром, чтобы кипеть и расточать запахи, оскорбительные для обоняния!» — «Однажды оттуда выплеснется огненная река, эти благословенные леса займутся не хуже лучины для растопки очага, а потом твой остров расколется вдребезги, как тот кувшин, что ты давеча швырнула о стену, и уйдет на дно моря, как осколки злосчастного кувшина в выгребную яму...» — «У меня еще полно неразбитых кувшинов. И, к твоему сведению, медная посуда не бьется!» — «При чем здесь посуда?!» — «А кто говорит о посуде? Кажется, вначале — очень давно, пока ты не понес какую-то ахинею! — речь шла о старике Пифоне...»

Западный берег образовывал небольшую бухту, достаточно глубокую и защищенную от штормов, которые здесь, кажется, никогда не случались. Непохоже, чтобы ее гостеприимством часто пользовались. На мой прямой вопрос Калипсо перестала улыбаться, даже слегка помрачнела и ответила уклончиво: «Давно. Очень давно...»

Я не встречал более пригодного для жизни уголка мироздания. Здесь невозможно было умереть от голода и жажды, простудиться ночью или изнемочь от жары днем, захворать и не излечиться... просто ощутить себя покинутым и затосковать. Непременно на расстоянии протянутой руки случится что-нибудь, что вынудит тебя позабыть об унынии, отвлечет от губительных для разума печальных мыслей: вспорхнет пестрая птица... бабочки устроят неистовый танец под музыку ветра... заблудившаяся овца смутит прямым немигающим взглядом... появится Прекраснейшая Из Женщин и склонит к любовным играм. В таком месте хорошо было сознавать себя праздным и благополучным философом, размышляющим о вселенской гармонии, о смысле жизни или о какой-либо иной возвышенной глупости. Страдать же и мучиться — никогда.