Екатерина Соловьёва: Хронофаги

Выцветшие чернила на тетрадной бумаге, слова, вырастающие в яркие образы…

Холодное озеро и мать… она уже не кричит, а хрипит, в который раз вынырнув на поверхность и выплёвывая воду. Вета держит её за руку и тащит вперёд, она плачет и вопит, что есть сил, но голос сел и больше похож на звук, что выпускает гармонь со сдувшимися мехами. До берега, где в палатке спит пьяный отец, далеко… Так далеко!..

Агх! Удар под рёбра армейским сапогом… И боль… И ещё, ещё…

И флейта, сказочная флейта, она играет, дарит волшебные звуки, которые не дают упасть в бездну, чтобы забыть обо всём, забыть, забыть, забыть…

А вот и старик — во дворе, рядом с пересечением двух главных улиц. Да только выражение лица у него странное, оглядывается в растерянности, будто что-то забыл или потерял. Артритные пальцы трясутся, синий взгляд полон танталовой муки. За спиной из тёмного переулка тянется сизый след…

Бертран резко разорвал контакт, и девушка упала на пол, закрыв лицо руками. В тишине слышалось его тяжёлое дыхание и её сдавленные всхлипы.

— Позавчера. Угол Мира-Ленина.

Дверь квартиры хлопнула. Вета лежала и горько плакала, подвывая.

Симбионт перешёл в невидимый режим и скорбно притих: хозяин угрюмо молчал, сжав губы в полоску. Мартин и Олег знали, что сейчас его лучше не трогать: брат терпеть не мог подобные процедуры, но ситуация не оставляла выбора. Копаться в чужих мозгах, всё равно, что рыться в грязном белье, обязательно выплывет какая-нибудь дрянь, вроде убийства, кражи или изнасилования. Вот и сейчас Бертран видел, как девчонка вместе с матерью бултыхалась на глубине, пока у матери лёгкие не наполнились водой, и она не пошла ко дну. Мало того, эти образы будут ещё Хаос знает, сколько времени преследовать, вынося на поверхность всё новые и новые детали.

Кардинал сплюнул. Он был зол на себя, за то, что пришлось влезть в её память, но если бы не влез, может случиться кое-что похуже женской истерики.

«Нужно найти Старика и, как можно скорее. Оболочка истончается со скоростью звука, и, если её вовремя не укрепить… Нет, лучше об этом не думать…»

Месяц назад их было двенадцать. Святая дюжина… Кардинал слышал, будто древние двенадцатое число каждого месяца посвящали Старику.

Двенадцать… Осталось трое…

Бертран поднимался по беломраморным ступеням Храма, когда крик Али разорвал Чертоги. Он помнил, как вспыхнуло алым кольцо, знаменуя высочайший уровень тревоги, как мелькали по бокам расписные стены, когда он летел к тронной зале, что встретила его взволнованными кардиналами.

— Его нет, братья! — потрясённо надрывался Али, нарезая круги вокруг огромного глобуса на яшмовой подставке. — Старика нет! Он исчез! Исчез вместе с конгрегатором![От лат. congregatio — собирать.]

Братья возбужденно посыпали вопросами:

— Как Он мог?

— Нашёл лазейку?

— Похищение?

— Побег?

Али, смуглое иранское лицо которого от волнения пошло красными и белыми пятнами, бессильно вцепился в свою курчавую шевелюру.

— Кабы я знал! Я зашёл узнать, не надо ли Ему чего, а здесь уже было пусто.

Кардиналы тревожно переглядывались, пытаясь понять, что же произошло впервые за несколько тысяч лет.

— Это против правил, — покачал, наконец, выцветшей головой Макджи. — Мы должны найти Его и как можно быстрее вернуть. Самайн на носу.

— Как? — бросил низенький Чан, ожесточённо крутя кольцо на пальце. — Я уже минуту пытаюсь настроиться, но Его нет. Нет нигде!

Ещё несколько бесконечных минут братья мерили шагами узорчатый пол залы, изображающий создание Вселенной. Хесус и Олег о чём-то горячо спорили, Герхардт с завидной дотошностью обследовал трон, хмурый Михал задумчиво крутил глобус.

— Симбионты, — вдруг заявил Макджи, потерев белесую бровь.

Бертран мысленно поздравил флегматичного канадца с победой, сам бы он не рискнул предложить столь рискованный способ. Зато заметил, как завистливо ухмыльнулся сквозь очки лобастый Марк, мечтающий об уважении, которое все испытывали к Макджи.

— Ты уверен? — сощурился Чан. — Никто не знает всего, на что они способны.

— Вот и узнаем.

Двенадцать кардиналов окружили глобус, взялись за руки и отдали приказ обнаружить след Старика и конгрегатора (на последнем настоял Макджи). Бертран почувствовал, как симбионт пропускает сквозь себя информацию соседей, как нагреваются кольца, обжигая пальцы и ладони. Затем пронеслась первая горячая волна, активизирующая способности мозга. Вторая заставила изо всех сил сосредоточиться на объекте и стиснуть дребезжащие от напряжения зубы. Третья запустила поиск прямо в глобус, перелистывая увалы, моря и глубокие ущелья, словно страницы сказочного сборника. Руки, что сдавили с обеих сторон Хесус и Джамал, онемели, а по лицу, казалось, хлестали острые сучья, чьё-то мокрое бельё, вороны, осы. Голова умножилась в двенадцать раз, вспыхнула ярким светом и тупой болью, разрываясь на части.