Олег Бубела - Воин

— Нет, это всего лишь результат нашего воспитания. Если одному ребёнку всю жизнь твердили, что убийство — это плохо, а второго с рождения обучали искусству боя, то результат будет вполне очевиден.

Мой гость сокрушённо покачал головой. Мы немного помолчали.

— А может быть вы убиваете так легко, потому что это всего лишь люди? Не задумывались ли вы над этим? — попробовал священник другой подход.

Я сначала не въехал.

— Что вы имеете в виду?

— Я хотел сказать о том, что вы ничего не чувствуете только потому, что это не ваши соплеменники? Будь на их месте эльфы, чувствовали бы вы жалость к ним?

Я покачал головой.

— Поверьте, эльфы никогда бы не стали действовать так глупо, но если бы вдруг именно они были по ту сторону города, то я убивал бы их также без лишних эмоций. И то, что они были бы моими соплеменниками, только добавило бы мне скорости в их умерщвлении, потому что я знаю, что никто кроме меня в этом городе не смог бы противостоять им на равных, а поэтому я не стал бы с ними долго возиться…

Я замолчал и подумал, что опять распустил свой длинный язык. Вон, теперь священник сидит, настороженно на меня уставившись. Наверное, думает, что я и его с лёгкостью сейчас прирежу, а потом закопаю за домом под малиной. Кстати, давно нужно было глянуть, что у меня там растёт… Так, пора бы и выпроваживать гостя, который отнял у меня столько свободного времени, но священник всё же не унимался.

— Но почему же вы так ненавидите всё живое?

— Притормозите коней, святой отец! Безразличие вовсе не означает ненависть.

— Но до этого ведь совсем недалеко.

— Согласен, — кивнул я. — Но сейчас я не испытываю ненависти к врагам, а тем более, как вы сказали, ко всему живому. Я просто стремлюсь задавить свои чувства, чтобы они не мешали мне во время боя. Даже ненависть может помешать профессионалу в момент нанесения удара, поэтому в бою нужно всегда иметь ясную голову.

— Но ведь вы чувствуете горечь утраты, переживаете за своих воинов, значит, в вашей душе есть ещё искорка Единого, которую он вложил в вас при рождении, — продолжал настаивать священник.

— Да, конечно, ведь после схватки я позволяю себе расслабиться. Я же всё-таки не бездушное оружие, а живой человек.

Священник утвердительно кивнул и сказал:

— Да, я заметил, что ничто человеческое вам не чуждо. Вам не чужды плотские удовольствия, не так ли? (Это он про Кару что ли?) Вы очень чутко относитесь к красоте.

Тут я непонимающе посмотрел на святого отца, так что он счёл нужным пояснить:

— Я видел, как вы рассматривали картины в храме, что свидетельствует о том, что вы открыты для истинной веры, не отрицаете Единого. Так почему же вы не признаёте основу его учения?

О, кстати, раз напомнил о картинах, нужно кое-что у него спросить, а то засело у меня в голове, как заноза.

— Да, меня весьма заинтересовали ваши полотна, — ответил я священнику. — Не объясните, что изображено на них, чтобы я до конца мог понять их смысл?

Священник прямо расцвёл:

— Конечно, сын мой. На первой из них запечатлён Единый в момент сотворения первых людей и наделением их божественной искрой. Это…

— А можно сразу перейти к картинам, что висят на боковых стенах храма, — попросил я священника, прервав его речь, понимая, что описание торжественности момента введения в мир первых юнитов может затянуться.

Святой отец недовольно поморщился, но всё же пояснил мне:

— На той, что висит на правой стене, изображена решающая битва сил Света и Тьмы, что произошла около пяти сотен лет назад. На ней запечатлён момент, когда Единый даёт воинству Света оружие веры, что способно сокрушить непобедимого Тёмного мага…

— Тогда тот поверженный воин, что нарисован на полотне напротив — и есть Тёмный маг? — догадался я.

— Это так, — подтвердил священник. — На ней показан тот момент, когда Единый склоняется над поверженным противником, что погасил в себе изначальную искру, дарованную ему своим создателем. Именно эта полотно учит нас не осуждать своих врагов, а пожалеть и понять их.

Ага, усмехнулся я, как говориться, возвращаясь к теме разговора… Но мне всё ещё был неясен один момент.

— А какой расы был Тёмный маг? — спросил я у священника.

— А разве это так важно? — сказал он в ответ.

— Просто интересно, так как я никогда не слышал никаких упоминаний о расе такого внешнего вида. Не демон ли? — продолжал настаивать я.

— Нет, это был не демон. Предания и летописи тех времён гласят, что он был обычным человеком, пока не впустил в сердце саму Смерть. После этого он изменился, лишился способности чувствовать и изменил свой облик на тот, что изображён на картине.