— Нет у меня никаких незавершенных дел, и я никому ничего не должен.
— Никому–никому?…
Тут нас прервал официант, принесший наш заказ, Одрик не только в вырезы кофточек девицам заглядывал, но и заказ уже сделал. Все–таки готовят в этом заведении замечательно. Тройная уха янтарного цвета уже при нас была сдобрена крошечной рюмочкой огневки. Это ничего, от такого наперстка мозгам Одрика не поплохеет, с ними у него и так не все в порядке.
— Так как это так получилось что у тебя совсем нет неоконченных дел? Так не бывает… Жизнь идет, и постоянно идут текущие проекты. И долги вещь преходящая, то тебе должны, то ты должен.
— НЕ ДОЛЖЕН я никому.
— Ты ничего не забыл? И никого? Уверен?
— Уверен.
— Интересно…, а как же Кайте?
— Вот не надо… НЕ НАДО! Да она… да я… — тут Одрик поперхнулся от возбуждения и спрятал физиономию в салфетку, чтобы откашляться. Стоило бы похлопать его спине, но тут такой традиции нет, то бы я вложила в удар всю душу.
— Ты б так не волновался… Подавишься еще… А говорил, что нет никаких незаконченных дел.
Одрик надулся и молчит, делает вид, что рыба занимает его внимание, а меня просто нет.
— Я вот тут кое–что прикинула, кое–что посчитала… И, понимаешь, забавная получается загогулина. Полковник–то вроде нипричем, ребеночек–то не его… — чувствую, ехидство прет у меня из всех щелей.
— Как!? А чей?
— Как!… Как!… Ты меня, моя радость, удивляешь. Мне кажется, что кого–то сидящего за этим столом.
— Нет, не может быть…, — и его голос уже дрожит, а голова качается из стороны в сторону как у китайского болванчика. Странно, что я здесь еще не встретила китайцев, с их численностью и пронырливостью должны были и сюда пролезть.
— Как это, «не может быть»!? Что, мне тебе напомнить, как дети делаются?
— Нет, но она же мне ничего не сказала…
— А ты готов был это услышать?
Вскочил, собрался куда–то бежать…, пришлось хватать его за руку и заставлять завершить обед. А то со стороны могло показаться, что мы разругались…
— Мне несколько раз удавалось попасть в ее сон, и ничего…. Кажется, она хотела что сказать, но не могла, что–то ей мешало. Я ощущал какое–то препятствие, совсем близко… как будто ее кто–то прятал от меня. — Вот до чего мужики не…, я даже слов таких не подберу.
— Одрик, ты все же поговори с Кайте. Просто поговори… Я могла и ошибиться…
— Да понял я все, не маленький…
— Ну, да. Если детей делать научился, то уже точно — не маленький.
Ошеломление, растерянность, тревога, потрясение — все сливалось в один водоворот. Более чем прозрачный намек Анны поверг Одрика в шок, словно среди ясного дня налетела гроза с градом и перемешала все на своем пути. Его сумбурные мысли проносились как мутные бурлящие ливневые потоки по улицам Каравача.
Он сразу хотел вскочить и куда–то бежать, но Анна не пустила. Это пошло на пользу, мысли, конечно, не улеглись, но хотя бы стали двигаться в одном направлении. Попрощавшись с Анной, Одрик направился к усадьбе Дьо–Магро. Вообще–то он шел в сторону и своей усадьбы, только в самом конце ему предстояло свернуть не направо, а налево. По дороге он содрогался от ужаса. Как же он так жестоко обманулся, что же он натворил?! Как он был отвратителен самому себе. И выйти из этой ситуации, не причиняя кому–либо боли, уже не получится. Сколько страданий своей безалаберностью он доставил и еще доставит совершенно невинным людям и даже еще не родившемуся ребенку. А как он обошелся с полковником, с человеком, который столько о нем заботился. А если Калларинг знает? Да конечно, он все знает, ведь Тадиринг со своей старческой страстью к сплетням и него днюет и ночует. А уж с его мастерством просматривать людей насквозь, Кайте для него как раскрытая книга. Как же, должно быть, он омерзителен в глазах сейна. На столько, что тот не только в праве не просто выпороть его варжьей плеткой посреди улицы, а и макнуть физиономией в площадную каравачскую лужу.
— О! Пресветлая, что же я наделал! — с этими словами он потянул за хвостик колокольчика. Калитка в воротах отворилась, Одрик пересек границу владений Дьо–Магро. Во дворе его встретил личный адъютант командира Тайной стражи, в котором Одрик не без труда узнал своего ровесника Беренгера. Берни–Кремень, как его звали еще в школьные времена. Он не был в одном с Одриком классе, не был в его компании. Он вообще не был ни в чьей компании, все больше сам по себе, молчалив и скрытен.
— Берни?! Привет. Уже дослужился до черной формы? Тебе идет.
Читать дальше