— Ну, давай, Диги, читай. — Глури стал даже приплясывать от нетерпения.
«Несколько дней я ничего не видел, глаза отвыкли от света и высохли что ли. Я вообще весь высох, язык был шершавым как пемза. Меня поили сначала по каплям, потом с ложечки, сразу много было нельзя. Но и от этого я быстро уставал и засыпал, пить и спать, пить и спать — вот все мои занятия, что были. И всех я различал по голосам: мани Суа, Чёги и Матти, Антонина, который все эти дни был мне просто родной матерью. И ее, конечно, ее, Кайте, я догадывался о ее присутствии, если становилось очень тихо, и запах цветущих лугов Каравача, который хранили ее косы. Этот запах было первое, что я почувствовал, когда очнулся от, казалось, уже беспробудного сна. И она уже никогда не убегает, она все время со мной, но мы, ни о чем не говорим, а зачем, сначала мне было тяжело говорить, а потом стало и так все ясно.»
— Эх,…, если бы мы тогда его не откопали… Я и сам всегда боюсь этих землетрясений и оползней. Хорошо черным гномам, у них этого почти не бывает.
— Ты давай дальше читай…
— Не теперь твоя очередь.
— Ладно.
«Я не мог заснуть, и знал, что Кайте не спит. До меня долетало ее дыхание, запах каравачских лугов, пьянящий и дурманящий, это было выше моих сил. Я уже пришел в себя, вдоволь напился и продышался, но продолжал симулировать. Все к тебе ходят, все порадовать чем–то хотят, почему не потянуть удовольствие? А Кайте, она следила даже за тем, на что я посмотрю, все мои желания удовлетворялись. Все ли?
Кровь во мне уже разогрелась, готова была вскипеть, бухала в ушах все настырнее и настырнее, еще чуть–чуть и пробьет барабанные перепонки. Но я же знал, что она точно так же не спит. И я позвал ее, невинно попросив водички, но не водички я желал.
Кайте подошла с кружкой… Она стояла передо мной, я сидел перед ней обхватив кружку вместе с ее руками, я пил медленно, не отпуская ее рук из своих. В отблесках очага золотились ее волосы, такой влажный взгляд и чуть приоткрытый рот… Действительно, хватит уже вокруг, да около. Я мотнул головой, выбил из ее рук кружку. Она не ожидала, только хотела что–то сказать, но я уже сгреб ее, и она оказалась в моем гнезде, в моем алькове полностью в моей власти. Она втянула голову в плечи, как–то сжалась, и мне казалось, что мир сжимается вокруг нас… Единственное, что я смог сказать:
— Да ладно тебе.
Больше никаких слов и мыслей не было….
Меня словно росой каравачских лугов окатило, я очнулся. В ушах уже не бухало, а звенело, как будто все кузнечики Каравача собрались в моей голове. Солнышко мое, какая же ты сладкая, от тебя невозможно оторваться, у тебя даже слезы не соленые, а слаще меда. Почему слезы? Ты плачешь? Да я виноват, я сорвался, совсем тут одичал. Пресветлая богиня! Тебе больно, я не подумал, я никогда не был с «первоцветом». Надо, надо думать, хоть иногда. Идиот!
И ведь надо что–то сказать тебе, не знаю, что говорят в таких случаях. Вот идиот!
— Прости, я больше так не буду.
— Да будешь… еще как будешь.
… И я был, а куда деваться, это жизнь, просто жизнь без мудрежа о ее смысле.»
— Да, любят пятипалые о «смысле жизни» порассуждать, но как пишет, как пишет — поэт.
— А девчонка то ничего… Горячая оказалась… — и оба гнома заржали.
— Теперь, … твоя очередь читать, держи.
«Мне оказана честь, я был с «первоцветом», я нарушил «белизну снега» и теперь с меня причитается . Нет, не Муране с Марисом, никому из богов, никому из людей, а великим водам Несайи, лугам Каравача с их дурманящими травами, лесам, в которых растет та самая утреница, которой меня не раз приводили в чувство, Матнаршу, который меня приютил… Это здесь она росла, это они ей давали силу и красоту, а люди только брали. И я собственно тоже, просто взял, я этого не добивался, не зарабатывал, просто взял, да еще весьма неосторожно.
У нас в Караваче традиция такая, некоторые даже хвастаются, как медалями. У Рора парочка таких отметин имеется, он мне с гордостью демонстрировал.
Я тихо поднялся, боясь потревожить Кайте, и покинул землянку. Вообще я малость обнаглел, уже здоров как тот варг, а вокруг меня все подпрыгивать должны, хватит! Морозило, но день обещал быть солнечным, судя по тому, какая заря поднималась. Я спустился вдоль ручья, он впадал в речку, которая потом в саму Несайю, вокруг лежали нетронутые снега. Как бы мне хотелось нырнуть в этот снег, но здесь нет того, с плеча кого мне бы подошла одежка, чтобы переодеться. Да я и не за тем сюда шел. Я присел на склоненное над речкой дерево и стал ждать восхода Андао. Уже снял тулупчик, накинул его на плечи… и задумался. Меня пробудило поскрипывание снега, кто–то прошел по моим следам, это был макхи Бради. Поприветствовал взошедший Андао, за ним и меня. С чего это он за мной потащился?
Читать дальше