— Мне довольно куска хлеба и места, где переночевать. За это я готов прислуживать тебе… Но если в доме нет других слуг и ты сейчас одна — не станет ли бранить тебя мастер за то, что ты приводила в дом мужчину?
«Мужчина». Деяниру окатило потаенной теплой волной. На нее, слишком худую, слишком бледную, в Гоэбихоне никогда не смотрели как на женщину. Несколько раз мастер ясно давал ей понять, что на замужество рассчитывать нечего — ей придется зарабатывать себе на жизнь самостоятельно.
Евтихий назвал себя «мужчиной» — это означало, что в Деянире он видит женщину.
«Он красивый, — подумала девушка. — По-своему, но очень красивый. Особенно глаза. Серые. Всегда с ума сходила по серым глазам. И щурится забавно… близорукий, наверное».
Мысль о том, что привлекательный молодой человек может к тому же обладать неким увечьем, недостатком, оказалась слишком соблазнительной: у Деяниры закружилась голова.
Она строго произнесла:
— Мастеру нет никакого дела до моей личной жизни. Не станет он надзирать за мной! Если я буду вести себя недостойно, я никогда не сделаюсь полноправным членом гильдии, вот и все. Я сама должна следить за своим поведением. Поэтому… — Она показала Евтихию кинжальчик в ножнах, который носила на поясе.
— Ни к одной женщине я не прикоснулся без ее согласия, — заверил ее Евтихий.
Деянира рассмеялась.
— Вот это мне нравится!
Теперь она больше не выглядела испуганной, хотя бледность по-прежнему покрывала ее лицо, и тени из-под глаз никуда не исчезли. Евтихий решился на вопрос:
— Почему ты вздрогнула, когда я заговорил с тобой в первый раз?
Помолчав, девушка сказала решительно:
— Потому что я боюсь чужих и очень не люблю их. Но ты — не тот, кого я бы испугалась. Обыкновенных людей я не боюсь вовсе, ни мужчин, ни женщин. Наверное, я не испугалась бы даже тролля — будь он обыкновенным.
— Кого ты называешь «обыкновенным», Деянира?
— Таких, как ты, — сказала девушка.
* * *
Прошло три дня с тех пор, как Евтихий обосновался в Гоэбихоне. За все это время он не обнаружил ни следа Авденаго. Тот как сквозь землю провалился.
Знакомых в Гоэбихоне у Авденаго нет. Евтихий в этом не сомневался. Где же он ночует, чем питается? Для Евтихия это оставалось загадкой. Но больше всего тревожило Евтихия то, что он по-прежнему не понимал, для чего, собственно, Авденаго вообще отправился в город.
Евтихий так и не рассказал Деянире о своей жизни в плену у троллей и об освобождении от рабства. Со всеми этими историями была связана еще одна вещь, которая его беспокоила. Настолько беспокоила, что он даже не мог заставить себя заговорить о ней.
Чем больше Евтихий размышлял об Авденаго, тем меньше понимал его. Чем руководствовался в своих поступках бывший хозяин? Некая последовательность в его деяниях, несомненно, прослеживалась. После того, как очередная его выходка приносила первые плоды, становилось очевидным, что у нее действительно имеется определенное место в логической цепочке. Но угадать, что же вытворит Авденаго в следующий раз, и тем более — мысленно проследить ту цепочку, которую он выстраивал своими действиями, представлялось Евтихию невозможным.
В былом крестьянском мире все оставалось ясным и однозначным: погода, работа, урожай. Солдатская жизнь также не заключала в себе никаких сложностей и противоречий: оружие, тренировки, подчинение, сражение.
А вот Авденаго навязал Евтихию самое неудобное, самое раздражающее явление, какое только возможно для человека: свободу. И притом самую неприятную ее ипостась, заставляющую поминутно делать выбор и существовать в одиночестве.
Да, одиночество и выбор — вот что хуже всего. По доброй воле Евтихий ни за что не согласился бы на подобную участь, да кто же его спрашивал! Свободу навязал ему бывший хозяин, этот проклятый Авденаго.
Случалось, у Евтихия темнело в глазах от ненависти. Поэтому он не хотел думать об этом слишком часто.
* * *
Деянира была принята в гильдию гобеленщиков на правах подмастерья. По правде говоря, ее работы давно уже превосходили те, что изготавливал ее мастер, и все об этом знали, включая и саму Деяниру; но существовал определенный порядок. Сократить годы ученичества — каким бы одаренным ни был новичок — не осмелился бы никто.
Пока мастер Дахатан был в отъезде, Деянира заканчивала, по его приказанию, большой гобелен, которому предназначалось украшать пиршественный зал городского магистрата. Большая честь, объяснила девушка Евтихию, когда он поинтересовался ее работой. Старый гобелен утратил яркость красок, поэтому было принято решение заменить его. Дахатан не без труда добился, чтобы этот важный и престижный заказ поручили именно ему… и передал его своей ученице.
Читать дальше