Наталия Андреева - Когда падают листья...

"Наглость никого не красит, сын мой. Я ли не отвечала тебе на вопросы всю жизнь? Мне ли не знать, чем заканчиваются Дороги?"

Дарен вздохнул и подумал в ответ:

"Тебе, Эльга, только тебе…"

"Сразу бы так, Подаренный, сразу бы так, — ухмыльнулась богиня и соизволила добавить: — ни о чем не думай. В конце концов, все мы — и есть Оар. До скорой встречи, Странник-без-Пути".

"Помню о тебе, Эльга".

И понимай ее слова, как хочешь.

Дар вздохнул и смело шагнул под своды храма.

Витражи тускло поблескивали в свете заходящего солнца, проливая тревожный свет на золотое пятно горящего диска Осуд в центре. Свечи в подсвечниках, вставленных в стены, ровно горели, придавая помещению таинственность.

Люди в храме молчали. Некоторые стояли на коленях вокруг диска, кто-то протягивал руки к статуе Богини, другие молча слушали жреца, сидя на деревянных скамей, расставленных по всему периметру храма.

— Кхм-кхм, — прокашлялся Ждан, внезапно почувствовавший себя кем-то вроде святотатца, и тихо поинтересовался: — а что мы здесь забыли?

Никто ему не ответил: все были поражены тем единством, которое буквально обволакивало всех пришедших, будь ты нищ или богат, разбойник или примерный горожанин… Яромир каждой клеточкой своего тела ощущал эту благодать, которая не делила народ на жрецов и простых обывателей. Потом вспомнил ругающихся бабок, выходящих из храма, и подумал, что так не бывает. Просто не может быть!

Дарен смотрел на жреца — уже совсем старого мужчину, с аккуратной седой бородой, которая давала яркий контраст с его темной, почти что черной кожей. Длинная бежевая ряса спускалась до пола, по рукавам и по подолу шла непонятная вязь, вышитая золотыми нитками. Абсолютно белые волосы перехватывал золотой ремешок.

Внезапно жрец поднял глаза — и войнику на миг показалось, что это тот самый старец, который встретился ему в лесу, но миг прошел, и Дарен понял, что обознался. Однако сам старец, мягко извинившись перед прихожанами, одним текучим движением поднялся со скамьи подошел к мужчине.

— Приветствую тебя, Странник, — откуда ни возьмись в его руках появился посох с позолоченным древком — не палка для старика, а мощное чародейское оружие.

Дар спрятал свое любопытство о месте жреца в их иерархии и, низко поклонившись, ответил на приветствие:

— Мир тебе, служитель слепой богини.

— Что привело тебя и твоих друзей на Яцир? — продолжил жрец на чистом заросском.

Его карие глаза лукаво поблескивали: мол, я-то уже про вас все знаю — боги доложили — а сам-то ты как думаешь?

Войник даже не успел задуматься, что бы ему ответить на этот вопрос, а слова уже сами слетели с губ:

— Честь и долг, посредник богов.

Старец довольно улыбнулся и закивал, будто соглашаясь сам с собою или же подтверждая свою собственную догадку.

— Пойдем со мной, выбранный Осенью, — и, заметив задумчивый взгляд войника в сторону застывших Яромира со Жданом и Велимирой, добавил: — о друзьях можешь не беспокоиться: никто не посмеет нарушить покой их раздумий.

Дар кивнул и направился вслед за жрецом в маленькую келью.

Жилище старого служителя богов было до такой степени скромным, что посмотреть было практически не на что: лавка с шерстяным одеялом вместо постели, широкий стол, на котором уже дожидался жреца обед, полка с книгами да изображение богини Осуд на противоположной стене — вот и все убрансттво.

— Что ж… — старец сел на лавку и взглядом предложил Дарену присоединиться к нему, — разделим сначала пищу, а потом можно и поговорить.

Войник посмотрел на "пищу" и мысленно ужаснулся: вряд ли две миски с похлебкой и парой кусков хлеба могли бы действительно считаться едой.

— Мы люди скромные, — усмехнулся старец, ломая ломоть хлеба, — ты уж не обессудь…

Дарен даже чуть смутился под его взглядом, но быстро взял себя в руки и, глубоко вздохнув, задал первый вопрос:

— Так значит, ты знаешь, жрец, где и как уничтожить мне артефакт Анрода?

Служитель Осуд не отвечал, методично пережевывая пищу, и Дарен снова замолк в ожидании ответа. Когда же миска опустила, и были подъедены последние крошки, жрец снова поднял голову:

— Многое мне ведомо. — Он прищурился.

— Скажешь мне?

Пауза затянулась, и войник подумал уже, что жрец не будет отвечать, но тот вдруг пробормотал себе под нос что-то на яцирском, а потом спросил:

— А готов ли ты исправить то, что начато не тобою?

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — осторожно отозвался Дар: его насторожила эта перемена в старике; его взгляд стал жестче, старец, казалось, смотрел прямо в душу.