Алексей Егоров - Вор Города. Невольник

Часом позже, когда Галент уже добрался до предгорий свалки, наст под его ногами сменился ровным, укатанным слоем железных обломков. Были они такими ржавыми и древними, что невозможно было установить их возраст и назначение.

"Железные отходы всяко лучше" — подумал Галент. — "Даже разлагаясь железо пахнет, как железо"

Бурые холмы впереди чем-то напоминали те же развалины, только не имели формы. Город добывал столько руды, что ему не требовалось перерабатывать черный металл. Большую его часть просто выбрасывали, сборщики, конечно, тщательно сортировали выброшенное — вдруг, что можно будет приспособить. Их усилиями и сохранялся баланс в мире.

Какой-нибудь рифмач обязательно сравнил бы их с симбионтами, которые очищают организм, при этом питаясь сами. Разумность бы этих людей он бы оценил на том же уровне. Галент не был таким спесивцем и знал, что даже собиратели чистоты могут быть опасны. Их ум ничуть не уступал гению механистов, просто жизнь так сложилась.

Галент и сам мог бы стать честным гражданином, живущим результатами своего труда.

Боясь попортить подошву сапог, вор старался выбирать покрытые снегом участки мусорной горы. Это было небезопасно, ведь под ненадежным снегом могла скрываться глубокая зубастая дыра на тот свет. Постоянный риск уже стал привычен, Галент не обращал на него внимания, шел вперед и не задумывался.

Вор обогнул ржавый холм, поднялся на следующую возвышенность, с которой открывался прекрасный вид на трущобы, окружающие фабричные оазисы. Кстати, сами перерабатывающие заводики явно были незаконными, большинство строений выглядели не лучше тех развалин вдоль рельс. Просто ушлые дельцы заняли эти строения, согнали бродяг, которые собирали железки, жгли их в печах, выправляли и отдавали нанимателям. Те платили, наверняка, медяшками, что на этом жизненном уровне считалось сносным заработком.

Людей среди домишек почти не было, большинство местных разбрелось по окраинам в поисках железной добычи, а кто-то трудился на фабрике. Галент и не хотел ни с кем встречаться. Убить четверых, даже отряд он мог, но только используя свои преимущества. На открытой местности, которую вор тем более не знал, против целой орды оборванцев у Галента не было шансов. Не стоило привлекать к себе внимания, когда в руках чемодан полный золота.

Галент проверил легко ли выходит меч — от холода его слегка заклинило, так что вор справедливо опасался за свою жизнь — и пошел вниз с горы, огибая поселок. Держался Галент тени соседнего холма из свежего лома, обрезки и обломки металла пребольно впивались в стопы. Даже толстая подошва сапог не спасала, наверняка, обувку придется менять.

От перерабатывающего завода вела одна единственная узкоколейка, по которой раз в день доставляли товары и увозили продукцию. Галент уже опоздал на этот рейс, да и не смог бы он мирно договориться с машинистом, но сама рельсовая колея была удобнее для путешествия. Какая-никакая, а дорога, ведущая в светлое будущее. Но Галент не собирался выходить к рельсам возле завода. Там наверняка патрулируют громилы-охранники, которых хлебом не корми, дай кого-нибудь избить.

По пути Галенту попалось несколько замотанных в рванину людей, которые занимались сбором лома. Те проводили постороннего пристальными взглядами, но не спешили бежать в лагерь и бить тревогу. Им еще норму следовало выполнить на этот день, а территорию пусть охрана обходит.

Галент каждый раз, завидев местных, прибавлял шаг, но похоже, что он выбрал не самую выгодную для сборщиков горку. Редко, когда ему встречалось более пяти человек. Да даже будь их десятеро, Галент смог бы с ними справиться. Местные были так худы, что походили на оживших мертвецов. Как они еще могут перетаскивать на себе все эти железяки, не иначе — муравьи.

"Голод, лучший побудитель" — подумал Галент очередную мудрость.

— Надо это дело записывать, — пробормотал он, потому что на свалке было до жути тихо, — а потом издать. Буду популярен! Назовут философом, эдаким певцом энтропии.

И негромко засмеялся, вспугнув стайку собирателей. Нет, эти люди точно уже не были людьми, они больше напоминали крыс или чаек — одно из двух. Галент даже позволил своему черствому сердцу чуть взгрустнуть. Даже монахи могли сохранить свое "Я", а эти живые уже полностью утратили разум. Они выживали, но не жили.

Впрочем, Галент недолго мучился угрызениями совести — он же нес столько золота. Ржавые холмы пошли на убыль, сменяясь старыми заброшенными постройками. Похоже, то были останки рабочего квартала. Ближайшие дома были полностью разобраны, а их доски или камень использовались для строительства трущоб. Сами развалины были непригодными для жизни. Если дерево, то гнилье; если камень, то грудой.