Павел Крусанов: Укус ангела

Часа полтора было тихо (Прохор пару раз едва слышно потянул носом, заряжаясь из щепоти кокаином), как вдруг со стороны ущелья раскатисто громыхнул взрыв – сработала растяжка – и застучали дробные автоматные очереди, нагоняемые собственным эхом. Лагерь ожил. Снаружи послышался топот ног и резкие выкрики команд. Сразу несколько осветительных ракет взвились в небо, бледными радужными репьями, как едва живые фонари на морозе, просвечивая сквозь брезент палатки. Сержант не шелохнулся – он был штурмовиком отменной выучки. Некитаев нащупал на боку рацию и щелчком вызвал ротных.

– Первый, второй, третий – к ущелью, – буднично распорядился он. – Четвёртый – охрана лагеря. Остальным усилить посты по всем направлениям. Я тоже иду к ущелью. Связь – только при крайней нужде.

Капитан выключил рацию и сказал в темноту:

– Хрена лысого. Остаёмся на месте. Эфир они как пить слушают. Пусть верят – меня выманили.

– Ясный папа, – манкируя уставом, откликнулся Прохор.

Возле ущелья шла вялая перестрелка, время от времени гулко ухали взрывы. Ничего серьёзного там происходить не могло – так, простодушная уловка, представление в виде случайной ночной стычки. Ротные вполне могли разобраться сами. Некоторое время всё продолжалось примерно в том же духе, как вдруг снаружи, за стенкой палатки послышался тихий отчётливый шорох. В тот же миг на мёртвом небе зависла очередная ракета, и комбат углядел, как внутрь палатки, отогнув полог, неслышно скользнули две тени. «Прошли все посты, – отметил Некитаев. – И видят в темноте, как ночные зверушки». Однако, если гости и видели что-то во мраке, то всё же не так ясно, как при свете дня, ибо не приметили засаду и стали молча возиться с чем-то неподалёку от входа. Держа наготове скоропал, капитан дождался, когда небо бледно осветилось очередной ракетой.

– Давай! – беря на внезапный испуг, гаркнул он и одновременно пальнул в ближайшую метнувшуюся тень.

Сразу же громыхнул ответный выстрел и пуля с треском расщепила что-то над правым ухом Некитаева. Как водится, треск он скорее почувствовал, чем услышал – пальба съедает все другие звуки. Затем послышался тупой удар, приглушённый вскрик и командирская палатка до рези в глазах озарилась шипящим сиянием фальшфейера.

Один абрек неподвижно лежал на ковре. Пуля комбата поразила его в мозжечок – бритую голову проветривала сквозная дыра размером с грошик. Второй – молодой, безбородый, с неуместной саблей на поясе – стоял на коленях и держался руками за левый бок, куда, по всей видимости, угодил ему сокрушительным сапогом сержант. Перед мятежником на полу валялся пистолет и кустарная полусобранная мина с радиодетонатором.

– Не бздеть горохом, – бодро посоветовал Прохор бледному табасаранцу и, нагнувшись, поднял пистолет. – Яйца резать не будем.

Полог отлетел в сторону и в чёрном проёме с автоматом наизготовку возник караульный четвёртой роты.

– Лопухнулись! – сверкнул глазами сержант, но комбат остановил его жестом.

– Убери. – Иван указал вытянувшемуся караульному на мёртвого абрека.

Солдат выволок тело и задёрнул полог. На ковёр из простреленной головы натекла лужица вишнёвой юшки.

– Зачем ты пришёл? – Ледяной обруч растаял в мозгу Некитаева. – Разве ты не знаешь, что стало с теми, кто приходил до тебя?

– Знаю. – Лицо табасаранца было цвета мокрого мела, то и дело он судорожно сглатывал слюну. – Их трупы жрали собаки, их бороды ты пришил к свой бурнус.

– Стало быть, теперь послали тебя – безбородого, – угрюмо усмехнулся капитан.

– Такой воля Аллах. Старейшина видел. Старейшина сказал – вчера дерево тута на мой двор целый день плакал кровью. Старейшина видел. Такой знак…

Абрек прерывисто вздохнул и вдруг резко потянул из ножен саблю. Однако сержант держал ухо востро – на этот раз сапог угодил табасаранцу в правое плечо. Глухо, как стакан под матрасом, хрустнула ключица. Абрек завалился на спину, как-то сыро всхлипнул и до крови закусил нижнюю губу. На тёмном полуоголённом клинке благородно заиграли матовые блики. Капитан знал толк в подобных штуках, поэтому наклонился и с любопытством до конца обнажил саблю. Это был отменный булат с красно-золотистой муаровой вязью на дымчатом фоне.

– Зачем ты таскаешь по горам это стародавнее железо? – удивился Иван.

Прохор взял абрека за шиворот и вновь поставил на колени. Горец смотрел на капитана так, будто по меньшей мере уже тысячу лет был мёртв.

– Ты пришёл в Табасаран, – хрипло сказал он, – и горы тряслись. Камни летели вниз, упал минарет мечети Мухаммад. Там, куда упал минарет, земля трещал, как скорлупа орех. Вах! Там был большой гром, там был дым на небо. Ты – Иблис! – Мятежник отчаянно вскинул голову. – Эта сабля – дар Аллах! Там слово, там печать Сулейман – она убивает шайтан! Ты взял в руки твой смерть!