Ян Сигел - Честь чародея

Она подходила все ближе и ближе. Ужас накрыл его душной волной, мышцы словно сковало, и все его тело дрожало.

— Ничего, — выдавил он с трудом. — Я им ничего не скажу, клянусь.

— Я знаю, что ты ничего не скажешь. — Теперь она говорила мягко, касаясь холодной рукой его щеки. — Ты знаешь, какая судьба постигла тех, кто тайком подсматривал за богинями? Одного ослепила молния, другой превратился в оленя и был разорван на части его же собственными собаками. Но у тебя нет собак, а слепой все же может видеть внутренним зрением. Так что я очищу твою память и вложу твою душу в глаза. Ты пришел сюда, чтобы увидеть меня и получить доказательства моей красоты. Я исполню твое желание. Твои глаза будут зачарованы, ты не сможешь отвести их от меня и не

сомкнешь ни днем ни ночью. — Ее руки скользнули по его щеке и закрыли глазницы. Паниоти передернуло от этого прикосновения.

— Пожалуйста, — пробормотал он, — не надо…

На следующее утро по деревне поползли слухи, что женщина со служанкой уехали на рассвете, забрав с собой лысую кошку и росшие во дворе растения. Таксист, который отвозил их в аэропорт, подтвердил это, но ему, видимо, дали такие щедрые чаевые, что он пьянствовал целую неделю. Неудивительно, что потом он все путал. По какой–то причине дом больше не заселяли. Хозяин оставил его без присмотра; красные ковры выгорали на солнце, и только орхидеи пышно разрастались во дворике.

Тело Паниоти нашли через два дня — его вынесло течением довольно далеко от пляжа Гекати. На его теле отсутствовали видимые повреждения, если не считать того, что на лице сияли пустые глазницы. Туристам об этом, конечно же, никто не рассказывал.

В канун Нового 2000 года старинный дом Рокби, укрывшийся под сенью леса Роквуда, как обычно, был погружен в сонную задумчивость. Дом представлял собой хаотичное нагромождение комнат, скрюченных лестниц, искореженных балок и скрипящих половиц. Снаружи его толстые стены с трудом выдерживали натиск ползучих растений, а изнутри их грызли мыши и жуки, превращая в труху. Английский закон о наследстве уже не имел здесь силы; только тени крались по пустым коридорам, сквозняки шевелили занавески, водяные духи хихикали в водопроводе. Когда–то семейство Фит–зерберт построило здесь дом, но со временем превратности судьбы разрушили его, сровняв с землей. Потом дом снова отстроили, и новые поколения приспосабливали его для своих нужд: сооружали кельи для священников, прокладывали секретные ходы, на недоступных чердаках запирали нежеланных жен и сошедших с ума родственников. Так продолжалось до тех пор, пока род не угас в результате браков между кровными родственниками, а дом не перешел под частную опеку над имуществом.

Сейчас его сдавали в аренду каким–то нуворишам, которые охотно мирились со многими его неудобствами и жаловались лишь тогда, когда кто–нибудь из домашней челяди проваливался сквозь прогнившие половицы, грозясь подать за это в суд. Последним съемщиком был некто Каспар Валгрим, банкир–инвестор, заслуживший репутацию человека с железным словом, здравыми суждениями и стальной цельностью натуры. Ему нравилось упоминать о доме в разговорах с коллегами и клиентами, но сам он редко сюда заезжал. До сегодняшнего вечера. Сегодня в Рокби давали бал.

Нежилые комнаты и потайные коридоры заполнил свет: гроздья свечей, волшебные светящиеся звезды, расставленные повсюду цветочные вазы, сияющие шары, которые вращались под потолком. Тени смешались, истончились и отплясывали тарантеллу на полу и стенах. Вся эта иллюминация высвечивала исторические, фантастические и просто откровенно эротические костюмы гостей, заполнивших многочисленные залы. Музыка грохотала сразу из нескольких мест: в зале звучала «АББА», в галерее — «Квин», а в конюшнях — «Гараж». Норманнская башня, самая старая часть дома, была увешана красными фонарями. Случайно забредшие сюда гости, усевшись на ступенях винтовой лестницы, курили, выпивали и что–то нюхали, поэтому некоторым даже стал мерещиться безглавый призрак Уильяма Фитзерберта, державший голову под мышкой и с ужасом взиравший на все это. Пауки, которые поколениями размножались здесь в тишине и покое, сейчас забились в щели. А на кухне хозяйничал домовой, добавляя в напитки неожиданные компоненты. Правда, этого никто не заметил.

Неожиданно по всему дому — да что там! по всей стране — музыка стихла. Пробило полночь. Те, кто был еще в сознании, стали смеяться, плакать, обниматься с необычайным восторгом: это ведь был второй миллениум, и сам факт, что они дожили до него, стоил того, чтобы это отметить. Нестройный хор голосов затянул «Олд Ланг Сайн», старинную балладу, написанную специально для пьянчуг. Некоторые гости начали срывать маски, другие — одежду (и не всегда с себя). Один незадачливый юнец блевал с балюстрады, наивно полагая, что это перила, огораживающие ров с водой в саду. В обеденном зале красавица с длинными черными волосами в полупрозрачном шифоновом платье со шлейфом отбивалась от досаждавшего ей кавалера и отказывалась снять маску.