Снег Север - Книга 1. Чужак. Сапсан и нетопырь.

Плещущееся багровое море, пронизанное ослепительными белыми всполохами. Чаша искрящегося колдовского вина, опрокинутая над иссушенным жаждой путником. Шелест желаний и яркая вспышка, вместившая в одно мгновение годы…

Денис Алексеевич, пошатываясь, поднялся на ноги. Он точно знал – жизнь покинула тело стражника, не оставив и следа. Покинула, будучи впитана им, Реневым. А сам он при этом ощущал огромный подъем сил и способность разорвать противника голыми руками. Все чувства еще более обострились, а эмоции, напротив, приглушились. Где-то в глубине сознания ворочалось удивление легкостью, с которой он справился с двумя противниками – никогда ранее мастером рукопашного боя он не был... И, одновременно, уверенность, что не справиться он просто не мог.

С начала боя прошла едва пара минут.

Ренев снял с трупа ключи. Потом вернулся в камеру. Пленник стоял возле первого мертвеца, и пытался скованными руками вытащить у того из ножен саблю. Ренев молча позвенел ключами. Пленник выпрямился и посмотрел на Дениса Алексеевича. Молодой парень, крепкого сложения, лет двадцати с небольшим. Имперец. Среднего роста, русые коротко остриженные волосы, высокий лоб, прямой красивый «греческий» нос. Волевая складка рта и трехдневная щетина на подбородке. Во рту – кляп, притянутый ремешком. Обут во что-то вроде сандалий с высокой шнуровкой. На теле – он был обнажен до пояса, – багровые рубцы и кровоподтеки, следы жестоких побоев. Но взгляд – твердый и прямой – показывал, что этого человека сломить непросто.

Глянув на замок на оковах пленника, Ренев нашел подходящий на вид ключ и отомкнул наручники. Имперец быстро освободился от цепей и от кляпа. Потом начал растирать затекшие руки. Ренев машинально отметил, что вид тела со сломанной шеей и лужи крови на полу нимало не заботит ни его, ни освобожденного пленника. Ренев снова вышел в коридор, и начал раздевать труп второго стражника. Он уже натянул чужие кожаные штаны – брезгливо морщась, поскольку бывший владелец их явно несколько лет не снимал и никогда не стирал, и с сожалением разглядывал сапоги, которые были ему малы на пару размеров, когда имперец вышел из камеры. Он вооружился саблей и кинжалом, остановился в дверях, спокойно разглядывая Ренева. Потом произнес:

- Хор Гортензий Квинт, третий центурион восьмой когорты Его Императорского Величества Этрурийского легиона. Благодарю за помощь.

- Де…, - Денис Алексеевич запнулся и замолчал, лихорадочно соображая. Его собственное имя прозвучало бы на имперском языке странно. Но надо что-то ответить… Само собой всплыло слово – Дар. Конечно, Дар –он в детстве носил такое прозвище, среди друзей. Это его инициалы и имя его любимого героя из замечательного романа Ефремова «Туманность Андромеды»... Как давно это было...

- Дар, пленник здешнего... хозяина, - представился он, наконец. Слова незнакомого, непонятным образом выученного языка, сходили с языка с некоторыми запинками, но в целом свободнее, чем Ренев ожидал. – Я родом... издалека. Так что уж простите, что про империю знаю не слишком много.

- Но вы прекрасно говорите на лакаанском, - с легким удивлением сказал центурион. – И вы очень похожи… если бы не некоторые отличия... я бы сказал, что вы – родной брат моего легионера Лакса, с которым мы вместе попали в плен. Его два дня назад увели из камеры, сказали – на допрос, но он не вернулся…

- Ну вот, приехали, - подумал Ренев. И совершенно неожиданно, как это с ним бывало и раньше, нужные слова сами стали приходить на язык.

- Лакса нет в живых. Так получилось, что я присутствовал при магическом обряде, где он был принесен в жертву – ритуальную жертву. – Ренев говорил медленно, стараясь не лгать, но и не рассказывать всей правды. - То, что я на него похож – тоже результат этого обряда. Я должен был стать рабом мага, но сумел освободиться. А уйти не успел. И тут вот пришли вы со стражниками…

- В этой камере, как уверяли стражники, держали шедду – призванное порождение горячих миров. Меня должны были ему скормить. – центурион говорил безмятежным тоном, но взгляд его цепко следил за Денисом Алексеевичем. – Я слышал, что ему уже скормили одного стражника. Он был весьма самонадеян и глуп, этот тюремщик, и вчера я смог его оглушить. Мне уже почти удалось освободиться, но не повезло – шум услышали, меня избили и вернули в камеру, заковав в цепи. А стражника, вместо обычной казни за дисциплинарную ошибку, должны были отдать шедде. Тут ни с кем не церемонятся, и свои со своими – тоже…