Александр Тюрин - НФ Хокку II

Я прекрасно представляю себе это единоборство и могу передать вам это представление через психоинтерфейсы.

Несколько мгновений, обладающих огромным скрытым временем, Челубей и Пересвет стоят друг напротив друга, на расстоянии, кратном расстоянию от Сатурна до Юпитера. Молчание нарушается лишь легким звоном конской сбруи. Поединщики ведут незримый бой. Каждый из них входит в резонанс с космической энергией глюонной решетки, интуитивно поcтигая физику суперстрингов. Каждый направляет пучки высокочастотной энергии на противника. Каждый стремится поколебать невозмутимость другого. Однако у обоих ровно бьется сердце, и в лице по-прежнему отражается лишь спокойствие камня.

"Приступим, брат, трогай свою савраску"– молвит тихо Пересвет. "И тогда ты – обед для ворон,"– ответствует Челубей. "Любы мне птицы небесные, и я люб им",– охотно соглашается Пересвет.

Батыр, закованный в светлую броню, рвет коня с места и мчится во весь опор на инока в посконной рубахе. Однако подобный порыву ветра конь ломает ногу и роняет всадника на землю. Придя в себя, Челубей бросает энергетически мощной рукой сулицу в русского спортсмена, пардон, воина, но тот неуловимым движением пальцев перехватывает метательный снаряд.

Челубей сближается с Пересветом и наносит ему кроящий удар саблей, но кривой клинок силой в одну тонну рассекает лишь воздух.

В серии перекатов Пересвет уходит от секущего лезвия длиной девяносто сантиметров, встречным движением ног вышибает саблю, затем в высоком прыжке пытается поразить Челубея в голову. Но татарский воин обладает сверхчеловеческой реакцией, это отборный человек Орды, участвоваших в сотнях поединках и всех их завершивший чистой победой. Нога Пересвета оставляет лишь вмятину на панцире, там, где Челубей практически неуязвим.

Монгольский воин ведет схватку с помощью кривого ножа и кистеня. Два противника словно танцуют друг с другом танго. Чернец своим сознанием вливается в тот непрерывный боевой узор, который выписывают энергетические центры батыра.

И вот Пересвет как будто теряет равновесие, Челубей, словно распрямляющаяся пружина, устремляется к нему, чтобы поразить в узел энергетических каналов, но попадается на уводящий блок и пропускает удар кулаком в ухо. Кулак ломает шлем и дробит черепную кость, но в предсмертное мгновение Челубей собирает все силы гибнущего тела и с криком "Аллау акбар" наносит диагональный удар ножом. С глубокой резаной раной Пересвет падает на землю и со светлым лицом вручает свою незамутненную душу Первоисточнику. Стиснув зубы, чтобы не закричать, отходит и Челубей. Поединок закончен и вместе с тем битва. На месте гибели мастеров кэмпо гуляет энергетический смерч, из возникшей вдруг на ясном небе грозовой тучи летят молнии.

Темник Мамай морально сломлен и под видом перегруппировки сил отводит свои войска с поля боя. Темник ведь в общем-то техник, а не стратег. Удалой литовский князь Ягайло не смеет вступить бой с русскими князьями. Татары разъезжаются посрамленные по своим улусам. Окрестное население, видевшее ретирующихся с позором татар, придумывает красивую легенду о страшной сече. Тем более, что и отголоски единоборства Пересвета с Челубеем достигали их сознания, вызывая зрительные и даже слуховые галлюцинации. Ну, а сломленный морально Мамай мчится в генузскую колонию Кафа и просит у итальянцев политического убежища, потому что для татар он больше уже не властитель, а живое свидетельство позора...

Господа, до сих пор меня гложат сомнения, а были ли вообще войска на поле битвы? Существовал ли реально Челубей? Или Пересвет бился со своим темным двойником – Ослябей. (Судя по семантике имен, слово Пересвет происходит от понятия "трансцедентальный свет", а Ослябя символизирует ослабление духовной силы.)

Более того, мы не можем полностью отвергать и то, что поле битвы существовало только в сознании Сергия Радонежского, где он мысленно сражался с врагами русской земледельческой цивилизации.

Все сознания подобны и отражаются друг в друге, так что внутренняя битва Сергия могла отразиться в душах русских как самая настоящая сеча, тем более что энергетически она никоим образом не уступала истинному сражению.

Впрочем, смеем мы задаться и другим вопросом. Насколько достоверно плотское существование отца Сергия? Ведь его житие и летописные свидетельства вещественными доказательствами, что говорится, не являются.

Не был ли образ святого подвижника продуктом коллективного бессознательного?