— Нравится мне, — буркнул бородач недовольно и снова застыл, вперив взор невидящих глаз в темноту.
Евгений в охватившем его вдруг неистовстве, вскочил и кинулся к другому столику, растолкал бесцеремонно двух бледных людей, вцепился им в локти, задавая один и тот же вопрос:
— Вы зачем манекенами? Зачем?!
— Платят хорошо, — ответили ему.
— Но ведь нас презирают?
— Ну и что?
— Но ведь искусство манекена — нести чистоту души людям, показать им, насколько они могут быть открытыми и правильными!
— Возможно. Но ведь и платят неплохо!
— Но ведь не за деньги же нужно это делать?
— Почему?..
И Евгений бежал к следующему столику и снова спрашивал и ему отвечали совсем не то, что он хотел услышать, не те мысли, о которых думал он сам, не ту философию, о которой говорил Арсений. И он вскакивал, в горячке не замечая уже, как роняет неловко стул, как выскальзывает из рук бокал с темным вином, и хватал за руку, за подбородок, за плечо, едва ли не за шею — и уже кричал в лицо какому-то подростку, что тот предатель души, что тот губит искусство своим диким желанием побольше заработать, и что именно из-за таких предателей работу манекенов никто не уважает, а искусство их втаптывают в грязь непонимания и невежества. И Евгения схватили под руки и потащили вон из трактира двое здоровенных парней. И он затих, лишь глубоко и часто дыша, освободился и вышел на улицу сам. Весенний прохладный воздух привел его в чувство, стер капли пота со лба и висков. Он оглянулся на дверь трактира в какой-то жалкой растерянности. Ведь он шел совсем за другим. Он хотел найти единомышленников, а кого обнаружил? Невежд и предателей. Корыстолюбивых негодяев… Но если они все здесь, то где же тогда настоящие манекены? Неужели только старики, вроде Арсения или Рудэна понимают всю ответственность, возложенную на плечи манекенов? Неужели молодое поколение уже совершенно не то? В это мгновение Евгений ощутил, как обрушивается на него отчаяние: сильнейшее, опустошающее, невероятное. Это был очередной приступ. Грудь сдавило, а мир вокруг сжался до светящейся точки. Евгений прислонился к стене, неосознанно раздирая себе грудь руками, распахивая пальто, разрывая рубашку. Из сдавленного горла вырвался тяжелый хрип. Ноги его подкосились, и Евгений сполз по стене. Мысли в его голове ломались, словно сухое печенье, крошились и исчезали в темноте, которая медленно, с наслаждением садиста, окутывала сознание, пока не поглотила его совсем.
Он очнулся, не зная, где находится, и сколько времени прошло, и увидел перед собой лицо Арсения. Старик выглядел еще хуже, чем прежде. Желтая кожа собралась морщинами на лбу, в уголках бескровных губ, под глазами набухли не черные даже, а темно-сливовые мешки, ярко выделились острые скулы.
Арсений склонился, почти навис над Евгением, и тот чувствовал запахи лекарств и едких мазей, запахи табака и алкоголя.
— Ну, как же, как же, — волнительно бормотал Арсений, и тонкая холодная ладонь его по отчески гладила щеку Евгения, — нельзя же сейчас, времени в обрез, ну…
Он словно не замечал открытых глаз Евгения и смотрел сквозь него, думая о чем-то своем. Потом вдруг оглушительно чихнул, успев отвернуться, убрал руку и стал шумно сморкаться в платок. Евгений пошевелился, ощущая тяжелую головную боль, обручем сдавившую виски и отдающуюся где-то там, за глазами.
— Друг мой! Как я рад! — Арсений убрал платок и повернулся, широко улыбаясь, обнажая ряд неровных зубов, — запустил ты себя, ох как запустил! Я, как только узнал, сразу примчался. Все дела бросил и мигом к тебе! Думал, не застану уже, думал, не успею, жемчужину мою… как же ты так, а? Как же не бережешь-то?.. И так не вовремя, так не вовремя!
— Почему не вовремя?
— Не спишь совсем? — спросил Арсений, — я же предупреждал, мой друг! А если бы ты умер? Что прикажешь тогда делать? Как же я могу вынести это?
— Но ведь не умер же, — голос выходил слабый, с хрипотцой, тяжело было разговаривать.
— И хорошо, что не умер! Такого человека потерять! — Арсений склонился, осторожно заключил в объятия и шепнул на ухо, — да я бы землю перерыл, чтоб тебя спасти! Город бы перевернул в поисках лучшего лекаря!
— А где я сейчас?
За спиной Арсения виднелось большое занавешенное окно, а еще был виден круглый стол с белой скатертью и одинокой пустой вазой. На больничную палату совершенно не походило.
— У одного моего друга, — подмигнул Арсений, отстраняясь, — очень хороший врач. Практикует на дому. Из наших, из манекенов.
Читать дальше