Юлия Авдеева: Дорогами надежды

И вот, не прошло и трех месяцев, как он тебя новорожденную притащил. Сказал, что не дал нам господь ребеночка, значит, ты у нас будешь. Во мне аж взбунтовалось все. Я сразу поняла, чья ты дочь. Больно глазищи темны. И, не поверишь, и старалась забыть все. И воспитывала тебя, да только не смогла полюбить. Поселилась во мне ненависть ко всему. Ко всему свету белому. Значит, мало того, что она у меня мужа увела, да назад только тело вернула, душой он навсегда с ней остался, так еще и тебя подкинула, чтоб я тебя воспитывала… Не виновата ты, в принципе ни в чем, я это умом понимаю, да только сердце у меня почернело и не могу я простить ни его, ни себя, ни ее.

Матрена подняла глаза на Лесю, и столько боли в них было, что пожирала она женщину изнутри. Только непередаваемая грусть плескалась в ее глазах.

— И ты столько лет все это таскала в себе? — тихо проговорила Леся, силясь уложить все услышанное в голове. — Столько лет все это выедало тебя изнутри, столько лет ты мучилась от невозможности излить душу… Я не могу принять всей ненависти, которую ты вылила на меня, но могу понять причину… Как говорят, на чужом несчастье счастья не построишь. И мне неинтересно, почему моя настоящая мать не стала воспитывать меня. Прости, я не могу оставаться в этом доме. Я не могу и дальше оставаться свидетельством его предательства. Я не могу и дальше мучить тебя.

По лицу Матрены, вмиг состарившемуся, ручейками текли слезы, она ни разу не всхлипнула и не подала ни звука. От этого становилось только горше. Человек настолько привык прятать свою боль, слабость, обиду, что даже плакать в голос не было дозволено. Вся ее боль выплескивалась в ненависть. Ненависть настолько сильную, что она отравляла не только Матрену, но и людей, находившихся рядом …

— Куда ты пойдешь, отродье горемычное?! — воскликнула Матрена. — Пусть я тебя и ненавижу, но я никогда не хотела, чтоб с тобой что-нибудь случилось. Я всегда боялась, что не угляжу, и ты вырастешь, такой же, как она!

Леся кинулась по деревянным ступенькам наверх, лишь бы не слышать тех слов, которые, возможно, заставят ее поменять свое решение. В ее светлой голове в хаотичном порядке бродили темные мысли. Вытащив из-под кровати достаточно объемную сумку, она стала собирать свои вещи. Хорошо, что их было не так уж и много. Чистая смена белья, платье, портки, сшитые по мужской моде, и мужская рубаха. Из личных вещей она прихватила пару книг по магии, решив, что все равно отдавать подруге по пути. Потому как, если не отдаст, грозит ей верная смерть от укоров и пиления. Да и не дай Бог, кто увидит или найдет эти книги после ее ухода! Они были под большим запретом! Если кто вдруг узнает, что Леся их читала, занималась по ним и у кого она их взяла — странников не миновать. А закончить свою жизнь, и без того пока короткую и бестолковую, на костре ни за что, ни про что, за чтение запрещенных книжек и подозрение в одержимости бесами Леся не хотела.

В последний раз оглядев комнату, в которой прошло все ее детство, Леся подхватила сумку, повесила ее на плечо и вышла, стараясь не оборачиваться. Слишком много она оставляла позади, хотя жалеть было не о чем. Вся ее жизнь оказалась сплошной неправдой, и жить здесь она не могла, не хотела, да и не собиралась больше. Давным-давно ее стали посещать мысли о побеге из этой тюрьмы. Не могла, боялась оставить отца на съедение Матрене. А теперь она уже и не знала — кого жалеть, кого обвинять. Без нее будет проще. Ей самой будет проще…

Матрена все так же сидела на лавке. Она словно окоченела, упершись взглядом в пустоту. Леся подошла к ней со спины. Поток сожаления захватил девушку с головы до ног и, поддавшись этому необъяснимому чувству, она наклонилась и коснулась губами макушки матери. Она привыкла называть ее матерью. И теперь, когда все стало на свои места, она была благодарна ей. Хотя бы за то, что та не выкинула ее младенцем. Матрена растила ее, не смотря ни на что. И хотя ее нельзя назвать любящей матерью, даже просто матерью назвать сложно, она была благодарна ей за приют и еду, которые ей дали.

— Не стоит рвать себе душу. Не стоит жить с человеком, который не с тобой уже много лет. Ты молода. Твоя жизнь еще не закончилась и ты не должна класть ее на алтарь несуществующей любви.

Матрена не отреагировала, а Леся закрыла глаза и погрузилась в мир душевных мук и терзаний женщины. Ее накрыло с головой болью, любовью, невысказанными словами, нереализованными мечтами и волчьей тоской. Она пыталась пробиться сквозь сумбур чувств Матрены к самому сердцу ее болезни, чтоб вырвать с корнем безответную любовь и ненависть. Она нащупала это. Внутренним взором она увидела пульсирующий разросшийся кокон, который отравлял душу женщины столько лет. Интуитивно она дотянулась до него и мысленно погладила, лаская и успокаивая. Действительно, любовь. Больная, невысказанная, нерастраченная, не нашедшая выхода.