Анатолий Нейтак - Попытка говорить 2. Дорога человека

- Вот как. Вы искали меня с определённой целью?

- Да. Потому что перед тем, как съездить за знанием верной тропы к Циклопу, мы имели честь беседовать с хранителем Колодца.

Направление разговора понемногу начало меня… напрягать. Как и манеры Завершённых. С учётом того, как мы расстались, я ничего подобного не ожидал.

- Верно ли, – спросила леди Одиночество, – что ты задумал проникнуть в прошлое?

- Вам об этом сообщил хранитель Колодца?

- Да, она. Так это верно? – Я кивнул, и она добавила, – В таком случае мы обязаны просить тебя отказаться от этой затеи.

- Почему?

- Разве это не ясно? Любое вмешательство в события прошлого вызывает изменения настоящего. Сама наша природа заставляет относиться к подобному с… отвращением. А ведь ты ищешь в прошлом не знания, что ещё можно было бы стерпеть. Ты намерен уничтожить…

- Сестра, – предупреждающе обронил лорд Печаль.

- Ваша позиция понятна, – сказал я. – Что, если я не откажусь от своего намерения?

- Мы попытаемся тебя убить.

- Хорошо, что вы понимаете ситуацию. Вряд ли вам удастся убить меня, имея дело лишь с моим отражением… да и на отражение-то моё сил вам может не хватить.

- К сожалению, это так. Но долг не позволит нам отступить. Кроме того, мы – только посланцы лорда Формальность и леди Власть. Императорская чета со свитой не по зубам уже тебе. Учти это, когда станешь принимать решение.

- Мне жаль, – добавила леди Одиночество, – но твоя Схетта…

- Сестра! – снова оборвал её Печаль.

Выдержав паузу (отнюдь не чисто риторическую: мне надо было многое обдумать, причём в темпе), я заговорил:

- Насколько я понимаю, с момента своего появления в Потоке моя любимая успела… так скажем, отличиться. И сделала она достаточно, чтобы вы не хотели лишиться сделанного ею. Не отвечайте! Я вполне могу делать выводы даже на основе неполной информации. Поэтому я хотел бы, чтобы вы проводили меня к хранителю Колодца… ибо я догадываюсь, что это за Колодец.

- Ты по-прежнему хочешь вмешаться в прошлое?

- Разумеется. Но стану ли я это делать? Я приму решение не раньше, чем встречусь с вашей провидицей… то есть хранителем.

Не стану снова живописать скачку сквозь и по Дороге Сна. Замечу только, что Завершённые всю дорогу (каламбур, да уж…) молчали. А проекция дельбуба, к немалому моему изумлению, ухитрялась сохранять значительно большую стабильность, чем моё отражение. Правда, я не особо следил, какие внутренние трансформации проекции сопутствуют нашему продвижению. Мне по самый край хватало собственных ощущений. Которые я всеми наличными силами приглушал, блокировал и гасил, но при этом, никуда не денешься, всё равно воспринимал реальность гораздо объёмнее, чем в мохнато-бронированной шкуре Ровера.

И было это, говоря откровенно, не слишком приятно.

В Пестроте, в стабильных мирах – хотя бы в том же Пятилучнике – сенсорная перегрузка грозила мне лишь в том случае, если я сверх меры увлекался просмотром вероятностных теней. Причём сама природа их облегчала не только просмотр, но и забывание. А вот на Дороге Сна, будь она неладна, простое пребывание на месте уже давало изрядную нагрузку на восприятие. Что же касается перемещения, особенно быстрого, то тут начиналось такое мельтешение, что только держись. Я, конечно, всячески старался разгрузить нижний слой сознания за счёт усиленной работы верхнего, нефизического, по определению более гибкого слоя… но получалось не очень. Справляться с сенсорными потоками мне помогал только тот факт, что у отражения, в котором был сосредоточен нижний слой сознания, не предусматривалась такая штука, как накопление усталости и разных нехороших токсинов, отравляющих живой организм при перегрузке. Даже загодя мной придуманная схема упаковки входящих образов помогала меньше, чем текучесть "тела".

Ну да ладно.

В конце концов, любые не смертельные трудности тренируют, развивают, прорабатывают и так далее. Как говорил один умный человек, всё, что меня не убивает, делает меня сильнее… а другой умный человек, имя которого фольклор не сохранил, добавлял, что особенно сильными делают меня плюшевые мишки, телереклама и одуванчики. Но плюшевые мишки – особенно.

Страшные звери, если вдуматься. Как сейчас помню: мой старый плюшевый медведь, дырявый во всех местах и отнесённый на помойку, выжал из меня больше слёз, чем смерть деда.

Правда, когда умер дед, мне было пять, и я ревел просто из солидарности с матерью. А мишку выкинули, когда мне было семь, причём тайком от меня, чем нанесли мне дополнительную обиду… гм. И чего ради я вспомнил об этом? Лишний раз доказать себе самому, что символы для людей важнее собственно людей? Ну так это для кого как… впрочем, всякий, кто объявляет себя великим гуманистом, заботится отнюдь не о людях. Теоретики, кость йети им в грызло…