Анатолий Нейтак - Попытка говорить 1. Человек дороги

Травы встают часовыми почти в мой рост, шуршат и шепчутся, навевая подозрения о новом, странном смысловом наполнении словосочетания "мыслящий тростник". Пахнет лугом. Пахнет до одури, до танца теней перед глазами, до растворения в этом запахе. Налетает ветер, пригибает соцветия и колосья, длинные метёлки и растительные хлысты – да, уж ему-то, ветру, привольно здесь и легко, вольному летуну эти запахи, что младенцу его погремушки! А у меня перед глазами от мельтешения трав – искры, всполохи, искры иных цветов… и волны, волны, пологие волны ста тысяч оттенков зелени!

Пчёлы гудят, мухи жужжат, пасутся стада каких-то а-ля сайгаков, но при этом ничего, в сущности, не меняется. И далеко не сразу, лишь с опозданием в целую минуту понимаю я: мне не показалось, идти и впрямь стало малость легче. Градиент напряжённости меж Светом и Мраком здесь уменьшен, а значит, я уже в другом домене.

Но я по-прежнему – букашка на зелёном ковре степи… мыслящая, чувствующая, упорная, но всё равно, неизбежно и очевидно – маленькая, маленькая, маленькая…

Или другая граница.

…Караван подошёл к КПП на границе условной ночи и столь же условного утра. Всё это организованно-хаотичное сборище фургонов, слуг, тяг-тянушек, дурных запахов, суетливых сверх меры купцов (и купцов чуть излишне спокойных), громких выкриков, пыльных колёс, гарцующих на химерах "внешних" охранников и охранников-магов "внутренних", таких, как я – встало. И вот уже довольно долго стоит. Как большая, очень большая… да чего мелочиться – как прямо-таки гигантская гусеница наоборот.

Движение гусеницы обычно начинается с, говоря деликатно, кормы и прокатывается волной движения до головы. Основная часть гусеницы неподвижна. Так и караван, протягивающийся по фургону, много – по двум в устье КПП Попутного патруля. Только его движения, подобные перистальтике кишечника или, чтобы ему польстить, напоминающие судороги длинных пробок в час пик, начинаются с головы и доходят до хвоста с задержкой.

Скучно.

Однако время, хвала его поползновениям, не стоит на месте. Вот и наш фургон с грехом пополам добирается до границы, дабы подвергнуться досмотру.

Взмыленный чиновник, мелкое щупальце то ли администрации местного тарра, то ли управы влиятельного клана, мне лень вникать, косится на патрульных, в своей Текучей Броне с закрытыми шлемами подобных не то рыцарям, не то, скорее, робокопам. Оно и понятно: Попутный патруль не вмешивается в дела территорий, но будешь вымогать мзду сверх нормы слишком рьяно – и на твоё место мигом найдётся другое щупальце того же спрута. А не будешь вымогать – так на что семью кормить, господа? Что складывать в кубышку, чем радовать любовницу и платить за мелкие, широко распространённые, почти не осуждаемые грешки?

Но до чиновника мне дела нет, как и ему до меня. Нам с патрульными надо потолковать о своём, о магическом.

- Кто таков?

- Рин Бродяга, временно нанятый охранник. Злобных планов не вынашиваю, контрабанды не везу, путешествую по своим делам.

- Бродяга, значит? Хе. А быстро ты пересёк домен.

"Следили, стало быть. Вписали в базы данных…"

- Он не первый и не последний.

- Ну, тогда двигай дальше, Бродяга.

Ещё пять минут суеты, и фургон, на котором я сижу по правую руку от возницы, тихо перекатывается через невидимую и неощутимую иначе, чем при взгляде в Глубину, границу. Вот и новый домен, название которого я даже не успел запомнить. То есть будет нужно – вспомню, конечно, техники друидов хороши в работе с памятью, но… я ведь не лукавил.

Он не первый и не последний. И пока ещё не заставил себя узнать…

Впрочем, остались позади и границы куда как приметные. Это если формулировать мягко.

Например…

Каменистое плато – как каравай, рассечённый ножом. И дальний, отрезанный ломоть – съеден месивом чёрно-зелёного, ядовито-жёлтого, сине-бурого. Забыта покинутая четверть часа назад Сокойра, всё внимание лишь вперёд, и старший из ботаников нашей партии расслабленно напряжён, как положено ветерану. Мы ещё не вошли в Ваддрикс, но скоро войдём. Это кладёт отпечаток на лица. Как в предчувствии драки, подбираются люди и нелюди. Становятся иными движения. Плавают и скачут, высматривая угрозу, сторожкие взгляды. Руки сами собой пробегают по снаряжению, вслепую и уж в который раз проверяя, всё ли в порядке.

Тревожно.

Плато рассекает щель, мы втягиваемся в неё. Я держусь в середине: я – маг, хотя и не целитель, зато полезная боевая единица на случай чего. Предпоследняя надежда для попавших в беду. Меня берегут, да и я берегусь. Заранее. Щель меж тем опускается вниз, к подножию плато, и мы видим границу, как она есть.