Дэвид Гейдер - Призыв

— Впрочем, нельзя сказать, чтобы такое поведение пришлось не по вкусу самому Дункану. Для магички Вивиан была очень даже привлекательная. И к тому же чистенькая. Одно это было бы внушительным шагом вперед по сравнению с теми несколькими случаями, когда он украдкой тискал девиц в задних комнатах грязной ночлежки, обливаясь потом и чересчур быстро приходя к финалу. Если эта магичка ждет от Серого Стража каких-то грандиозных подвигов по этой части, что ж, ему нужно только как следует постараться, верно?

Дункан одарил девушку самой обаятельной из своих улыбок и с небрежным видом привалился к стене. Именно такую позу он подсмотрел у Келля, и, судя по тому, как магичка вспыхнула до ушей, эта поза произвела на нее именно то впечатление, на которое юноша и рассчитывал.

— Вивиан, — проникновенно проговорил он, — благодаря тебе я теперь точно знаю, что совершил это путешествие не зря.

Сдавленно то ли пискнув, то ли хихикнув, девушка ухватилась за кожаные ремни его доспеха и, рывком притяну и Дункана к себе, подставила губы для поцелуя. Дункан от неожиданности едва не потерял равновесие, однако сохранил присутствие духа и постарался, чтобы она не заметила спрятанного под рубашкой кинжала. А потом все прочее вылетело у него из головы.

У губ Вивиан был вкус земляники. Может, это у всех магичек так? Дункан на мгновение вспомнил Фиону и решил что вряд ли.

И шарить в жилищах магов, выходит, далеко не всегда смертельно опасно.

Мэрик дрожал от холода — ветер швырял в путников горстями снега. Они шли без остановки почти весь день, пешком углубляясь в горы, которые лежали к северо-востоку от башни магов. Лошадей с собой не взяли — там, куда направлялся отряд, они были ни к чему. Безудержно бушевала метель, завывал меж утесов ветер, а путешественники все брели вперед по обледенелым горным тропам.

Мэрик хорошо помнил эти горы. Если двигаться дальше на север и дойти до самого побережья, то окажешься в окрестностях Западного Холма. У этой крепости Мэрик потерпел самое тяжкое поражение в войне с узурпатором, — поражение, которое едва не обрекло на погибель весь мятеж. Сотни людей, сражавшихся за короля, пали там, и все потому, он оказался доверчивым дураком. Это был тяжкий и отрезвляющий урок.

Вот уже несколько часов никто из путников не произнес ни слова. Женевьева стремилась наверстать потраченное время, а потому все они только кутались в плащи, прикрывая лица, и молча, насколько хватало сил, переносили неистовство бури. Дороги и мирные деревеньки, укрытые теперь толщей снега, понемногу сменялись каменистыми отрогами, горизонт словно ощерился рядами высоких деревьев и скалистых пиков, которые с виду были совершенно необитаемы.

Бедняга Дункан брел рядом с королем, и вид у него был еще несчастнее прежнего. Мэрик затруднялся определить, к какой нации принадлежит этот паренек, но вполне вероятно, что неприспособленность к холоду попросту была у него в крови. Будь у него выбор, он явно с радостью остался бы в Твердыне Кинлоха, а это был красноречивый признак, если учесть, как большинство людей относятся к магам.

Женевьева, однако, была исполнена решимости поскорее убрать Дункана из башни магов. Что-то произошло между нею и Дунканом, а что именно — Мэрик не знал. Несколько часов командор Серых Стражей изнывала от нетерпения, пережидая устроенную Первым Чародеем церемонию, и вдруг, оборвав его речь на полуслове, развернулась и решительно устремилась на поиски юного воришки.

По правде говоря, Мэрик до той минуты и не подозревал об отсутствии Дункана. Наконец Женевьева вернулась, ведя за собой паренька. Странное дело, но выражение лица у нее было не столько гневное, сколько пристыженное. Она наотрез отказалась сказать королю, где именно пропадал Дункан, только стиснула зубы и отчего-то покраснела. Юноша, бледный как смерть, маячил у нее за спиной, и на лице его было написано только одно желание — заползти под какой-нибудь камень и там сдохнуть.

Стало быть, причиной его страданий была отнюдь не только непогода. С тех самых пор, как они покинули башню, седовласая женщина почти не разговаривала с Дунканом. Если она все-таки обращалась к нему, то всякий раз сверлила его тяжелым недоверчивым взглядом, и молодой Страж совсем сникал под тяжестью ее неодобрения. Мэрик заступился бы за него, но, насколько ему было понятно, паренек совершил нечто в высшей степени предосудительное.