Александр Пташкин - Хранители кристаллов

В пятничный день народу на улицах особо не встретишь, да и собственно собираться негде, магазинов, кафе, ресторанов здесь не наблюдалось, но сегодня выдалась особая праздничная дата, которую ожидали целым городом. Свадьба Фердис и Уикла. Парочкой они прослыли занятной, делали все вместе, не расставались ни на секунду. Любили они друг друга по-настоящему, а никто и не сомневался.

На Розовой Площади в вечерний час, после венчания и прогулок молодожен к местным достопримечательностям: поющему хомяку и аллеи грез, где испеченная супружеская пара обвязывает одно из посаженных здесь деревьев яркой ленточкой на счастье, собрался на пир народ. Наглости великанам не занимать, а покушать им всегда хочется, вот и, вспомнив о каких-нибудь незначительных делах с Фердис или Уиклом в далеком прошлом, несутся уруконы всех возрастов урвать кусочек-другой эдакой вкусности.

Встречать путников торжественно никто и не собирался, поэтому, проследовав тихонько к одному из расставленных широких столов на площади, поспели к кульминационному моменту: большому поцелую, длившемуся минут десять, пока проголодавшийся отряд, плюнув на все вокруг происходящее, вгрызся с невероятным остервенением в местную сытную пищу, которую сто процентов составляло мясо всех видов.

Удивительно, но Марлек, усадив новых знакомых за стол прямо напротив Фердис и Уикла, потом сильно сокрушался, что компания Парангона с трудом могла вспомнить брачующихся, но это было потом, а пока в кои веки появлялась возможность расслабиться, выпить кружку вина или иного напитка и посмотреть со стороны, как толпы уруконов пляшут в честь незнакомых им почтенных жителей Драбамора. Колыхавшаяся под прессом вспархивающих великанов почва, казалось, вот-вот разверзнется, и город со всеми жителями провалится, но этого, к счастью, не происходило.

Парангон и товарищи примерно терпели все немыслимые взвизги, песни, крики радости, а также топанье, походившее на настоящее бедствие. Ближе к вечеру празднество слегка поутихло, и можно было все за теми же столами душевно побеседовать. Джереми никак не думал, что самым важным моментом притихшего веселья окажется разговор с Авуанархом.

— Я знаю, как ты ко мне относишься. Считаешь меня мерзкой тварью, которая только и может, что убивать невинных. У каждого есть правда, своя правда. Знаешь, однажды я придумал термин, понятный мне в первую очередь: персональное зло. Так, вот для меня злом является тот прекрасный мирок, выстроенный на костях иных существ, гнев их простирается с севера на юг и с востока на запад. Я о сидах. Ваше представление о нас как о чем-то отвратном ошибочно. Ваши короли нынешние совершенно забыли, что творили их предки с родом сидов. Наша ненависть вполне оправдана, мы хотим вернуть себе исконные земли, — отвлекшись на секунду, сказал сид.

— У меня голова скоро лопнет. Каждый из вас говорит мне о своих нормах, у одних одна трактовка, а у вас иная. И кому мне верить, где зло, а где добро тогда?

— Задел ты очень тонкую тему. Понимаешь, нет чистого добра и, как и зла. Есть оттенки. Ланты живут на материке Аквион, где ваша Мазитания, Атилон и другие, а знаешь ли ты, что это моя родина, на которой я не могу жить.

— Грустно. Ты говоришь, что нет зла и добра в чистом виде, а тогда кто или что такое Тампамор?

— В истории всегда находятся психи, фанатики своего дела, которых нужно лечить. Так уж случилось, что Тампамор тот безумец без плоти, являющийся для нас лишь средством достижения цели, а кто он, мне и знать не хочется, как и остальным. Может он и есть исключение из правил и представляет собой одно сплошное Плохо.

— Оборотни питаются кровью лантов, ворков? Или это тоже проявление ненависти? — неожиданно перевел разговор Джереми.

— Оборотни Албура борются до последнего солдата, пусть даже иногда, кажется бессмысленно.

— Ты не ответил на мой вопрос, пьют или нет? Охотятся целенаправленно на мирных жителей?

— Никогда. Мирных жителей мы не трогаем, а вот таких как Бомба, я бы с удовольствием куснул. Никто тебе не расскажет в этих краях про то, что ланты пришли в наши края и в первые годы уничтожили большую часть сидов. Мы всегда жили в гармонии с природой и никого не трогали, охотились лишь на диких зверей. Надеюсь, ты теперь понимаешь, что ланты не такие уж и добрячки.

— Где гарантия, что ты говоришь правду? Вокруг одно сплошное вранье, я не знаю чему верить. Не зря мои родители ушли отсюда, ох, не зря, — сокрушался Парангон, поглядывая на давно развеселившихся друзей. Бомба осторожно пустился в пляс, стараясь не попасть под горячую руку или ногу подвыпившего урукона. Лурк поддерживал лишь морально. Сидя на лавочки, он лишь похлопывал Бомбе в такт. Спарк, прижившись на макушке Марлека, продолжал там сидеть весь вечер. Прекрасное теплое гнездо пришлось по вкусу. Без пищи птица не осталась. Урукон любезно обходился со Спарком, подкидывая что-нибудь вкусненькое. Умом великана завладели мысли о Марго. В очередной раз он влюбился, но не в ту дивчину. Она была не из племени уруконов, и от этого ему становилось совсем грустно. Марлеку от всей души хотелось стать такого же роста и телосложения, чтобы быть рядом с ней. Среди великанш таких красавиц днем с огнем не сыщешь. У всех у них кривоватые ноги, а личика красивого среди них не видел никто. Маргарита не обращала на томный взгляд Марлека, а занималась расспросами невесты Фердис. Миленькая по меркам великанов, но страшная как смерть для человека, с крупным, как картошка носом и кучей морщинок на лице, с широкими бровями, смыкающимися на переносице и большая бородавка на щеке. Вся эта радость досталась Уиклу, а он был счастлив, на фоне жениха Фердис и вовсе становилась красавицей мира. Жизнь Уикла потрепала, он много путешествовал и когда, наконец, остановился в Драбаморе, то мало походил на того молодого задорного парнишку, способного с лихвой разнести в щепки небольшой лесок, теперь он сидел смирно и не помышлял о столь грандиозных событиях. Усталый, сутулый и безразличный ко всему, он посматривал к себе в тарелку, пока гости веселились за жениха. Время от времени, Фердис старалась приободрить муженька, теребя Уикла по густой рыжей шевелюре, и каждый раз он насупливался еще больше. Щеки раздувались как у хомяка, а большие, словно шары, глаза открывались от удивления. Узкие губы вдруг совсем спрятались, когда до великана дотрагивались. Складывалось впечатление, что жениху ужасно не по душе все происходящее.