Юлия Галанина - Побег из преисподней

Опекун сидел за столом — сама задумчивая добродетель во плоти. Рету внутренне сжался — слышал, значит, воспитатель насмешки толстяка. Сейчас найдет, на ком отыграться.

— Спину выпрями, — проскрежетал опекун. — Негоже благородному человеку сутулиться. Ты же не смерд какой-нибудь!

Рету выпрямился.

— Встань у стены. Будем вырабатывать правильную осанку, — нашел-таки развлечение опекун.

Пришлось замереть у стенки.

— Очень хорошо. Благородный имперский рыцарь должен выстаивать в таком положении не менее часа. Каждый день.

Опекун принялся расхаживать по истертому ковру туда-сюда.

— Итак, чему у нас было посвящено прошлое занятие?

— Вы рассказывали о Горных Кланах, учитель.

— О Горных Кланах… Да, гномы издавна отличаются кряжистостью фигур и незамысловатостью манер. Хотя по сравнению с некоторыми местными жителями они образец учтивости. Колени выпрями!

Плетка незаметно оказалась в руках опекуна.

— Сегодня, я думаю, есть смысл поговорить о политическом положении в нашей Империи.

— Политическое положение нашей Империи очень хорошее, — уверенно сообщил Рету. — Господин маг говорит, что Император нам заместо отца родного!

— Плечи расправить! — лязгнул опекун. — Живот втянуть! А как зовут нашего дорогого Императора?

Для Рету было открытием, что у Императора имя есть. Зачем оно ему? Он же Император!

— Не знаю, — буркнул и непроизвольно сгорбился Рету.

— Спину выпрямить! — удар был несильный, так, предупреждение. — Императора нашего зовут Демосфен.

«Хорошее имя, — подумал Рету. — Солидное. Почти как у Бетрезена, да забудут его во веки веков! Демосфен — это не какой-нибудь там Жан или Джекоб». Но вслух сказать побоялся.

Опекун и так кружил около него, как голодный волк.

— Подбородок выше. Посадка головы должна быть гордой. Лопатки свести. Где живет Император?

— В столице, где ж ему еще жить? — удивился Рету.

И получил хлесткий, обжигающий удар плетью по руке.

— Ответ неверный. После того, как была убита Императрица и исчез наследник престола, безутешный Император, скорбя, удалился в свой замок. Спину выпрями. Как называется этот замок?

Окна в комнате, по счастью, были раскрыты настежь. Внутренне сжавшись в ожидании следующего удара, Рету услышал самый приятный в мире звук: шелест крыльев рыцарского пегаса.

Крылатый конь, неся на спине седока, закованного в латы, плавно опускался во внутренний двор.

Забыв про Рету, про урок, опекун швырнул черную плетку на стол и поспешил вниз. Прибыла наконец-то плата за содержание и обучение воспитанника.

Рету отлепился от стены и поспешил укрыться на чердаке. Сейчас опекун получит денежки и пойдет кутить в трактир, наплевав на все остальное. Можно выспаться наконец-то, никто не будет дергать. На руке вспухал багровый рубец.

На охапке сена, прикрытой дерюжкой, счастливый Рету проспал до вечера.

Спал бы и дольше, да скучно стало. Стемнело уже, звезды в небе зажглись. Можно по улицам городка побродить, поразвлекаться.

А можно было попытаться деру дать.

Как раз случай подходящий. Если перелезть через городскую стену в том месте, где она от ветхости просела и раскрошилась, то можно добраться до пристани, вдруг там бесхозная лодка найдется…

Рету хозяйственно скатал и увязал дерюжку, достал из тайника нож в потертых ножнах и мешочек с медяками. Тетушка Нида платила за собранные грибы мальчишкам честно, хоть и маловато. (Самой-то ей при ее толщине было сложно лазить по кустам и оврагам.) И уж было совсем собрался Рету сказать «прощай» своему чердаку, как вспомнил, что без меча его ни в какие сквайры не возьмут, а меч у кузнеца. Побег откладывался.

Рету решил просто прогуляться до пристани и посмотреть, как там насчет лодки. Вернул дерюгу и деньги на место, только нож; повесил на пояс.

Заглянул в комнаты опекуна — там было чисто, пусто и тихо.

Значит, где-то в другом месте сейчас многолюдно, шумно и грязно, опекун рвет кружевную рубаху у себя на груди и в который раз пытается объяснить всем, кто собрался вокруг и охотно пьет за его счет, какие они скоты и сволочи. Не потому, что пьют за его счет, а потому что не знают, что имперскому дворянину зазорно надевать темные перчатки в праздники, у них ни темных, ни светлых перчаток отродясь не водилось. А местные гогочут, они опекуна за это вдвойне обожают. За его петушиные выходки, за спесь, за столичный гонор. За то, что он со своей спесью, столичным гонором и кружевными рубахами сидит здесь как миленький и только тявкает, злится.