Павел Иконников - Рикимару

Ответ нашелся, неожиданно. Мой кошелек предоставил мне выбор: дать ровно сто двадцать рублей или одну пятитысячную.

— Вау, — в очередной раз послышалось слева, когда на стол легла оранжевая бумажка.

— Сдачу можно оставить себе? — улыбаясь, спросил бармен.

— Конечно — с небрежным снобизмом ответил я, — только принеси еще салфеток.

— Спасибо — вкрадчиво изрек бармен, убирая пятитысячную бумажку в нагрудный карман.

Слева не донеслось ни смеха, ни каких бы то ни было слов. Даже не поворачиваясь, я знал что «Баффи» и ее подружка, немножко ошалело смотрят то на меня, то друг на дружку.

Все же я повернулся. Спиной к бару. Крутанувшись на стуле.

Через левую сторону.

Ничего страшного. Девочки подрастут, научаться сдержанности зрелых дам и… разучатся удивляться.

Глотнув пива и откусив зефиринку, с улыбкой чеширского кота я стал смотреть, как мои друзья тщетно пытаются выбить страйк.

Гоша обгонял Владика.

Сейчас была очередь Гоши, и он прикусив язык и прищурив глаз, метился шаром в кегли, качаясь на одной ноге. Владька же в это время, попивая пиво, повернулся в мою сторону и улыбнулся салютуя мне стаканом.

В силу своих актерских возможностей я показал жестами, что крайне недоволен его игрой. На что друг с улыбкой ответил мне самым распространенным жестом американских подростков.

75 % информации мы воспринимаем через интонацию и жесты

Позади Владика Гоша начал исполнять брачный танец горилл, если у них есть такой танец, что могло означать только одно.

Наш здоровяк выбил страйк.

Откровенно радуясь за друга, я понял, что мое настроение уверенно поднимается и что возможно, я присоединюсь к ребятам. Хоть дорожки все же жирные и закручивать шар не получится.

— Салфетки, как Вы, и просили — донеслось позади и, развернувшись я увидел бармена, который заговорщицки мне подмигнул.

— Вот спасибо — ответил я улыбаясь.

Взяв в руки салфетку и вытерев кончиком уголки губ, я убрал ее в карман. Внутри салфетки четко прощупывалось несколько твердых бумажек.

Ровно столько, сколько может быть бумажек в четырех тысячах пятистах рублях.

Бармен уже отошел, и как раз в тот момент, когда я начал обдумывать чего же я хочу. Пойти к друзьям или продолжить тешить свое эго играя с «Баффи» и её подружкой, справа кто-то обыденно произнес.

— Забавный трюк.

Голос был мужской, грубый, слова не просто произносились, они немного тянулись словно нараспев.

Повернувшись нарочито медленно вправо, я увидел перед собой довольно колоритную личность.

Американский военный джинн — по-другому не сказать.

Мужчина лет тридцати пяти, с испанской бородкой, украинским чубом до середины спины, черными бровями, проколотыми золотыми сережками с обеих сторон. Килограммов сто. Притом даже при желании нельзя назвать его хотя бы в одном месте толстым. Сплошная гора мышц, ну не совсем гора, видали и побольше, но если мерить такими категориями, то довольно высокий холм.

В армейских штанах с большими карманами на бедрах, зеленой майке и кожаных полусапогах он выглядел словно герой сошедший с футуристического призывного плаката третьей мировой. За спиной висела, мешковатая сумка на длинной лямке, явно ассоциируясь с вещмешком.

На плече красовалась оригинальная черно-красная татуировка, изображавшая то ли змею, то ли орла, а может и гибрид этих существ.

Образ военного завершали два армейских жетона, из металла похожего на белое золото, тонко позвякивавших на шее.

Полная кружка пива еле виднелась из его широких ладоней.

Позволяй другим, быть другими.

Секундой позже я заметил, что у него подведены глаза и ногти покрашены в черный цвет.

Позволяй другим, быть другими.

— Приехали — сказал я сам себе, ничуть не заботясь, что «джинн» меня не поймет.

Вот где на мне написано, что я гей? Ну да имею свой стиль. Да не стригусь тупо «под расческу». И да, меня воспитывала мать одиночка.

Но почему?

Почему порой меня пытается «снять» кто-то из этого самого меньшинства? Притом частота, с которой это стало происходить, заставляет сомневаться в их меньшинстве.

— Приехали, — согласился бородатый отхлебнув пива — но не туда, куда ты думаешь.

— А куда? — спросил я немного дрогнувшим голосом.

Нет, я не боялся, разборок или какого-нибудь криминала я был от него далек. Ну или мне было удобно так думать.