Виктор Ночкин: Эромахия. Демоны Игмора

И вот этим ты стращал Оспера?! Что ты мне подсунул, Удвин? Что это?

— Стихи. Ридрих сочиняет.

— Ридрих? Грамотей…

— Грамота нужна, Фэдмар, ты сегодня сам убедился, как воздействует исписанный пергамент на важных сеньоров. — Эрлайл проводил графа глазами и поднялся. — Ну что, пойдем и мы?

— Пойдем… Отфрид, — барон обернулся к сыну, — ты слышишь? Твой кузен Ридрих сочиняет стихи! А ты не любишь читать.

— Я умею читать, — насупился баронет. — А Ридрих — это кто?

— Ридрих Эрлайл, сын дяди Удвина.

Еще один родич. Рифмоплет.

— Да, но что с оскорблениями? — вспомнил старший Игмор. — Откуда ты узнал, что эта свора тявкала обо мне? Как ты мог их слышать?

Эрлайл снова скривил тонкие губы в ухмылке:

— А я и не слышал. Зачем слушать, если заранее известно, что они могут сказать? У них не слишком богатое воображение, знаешь ли. Я спросил себя: Удвин, что бы ты сам сказал, окажись на их месте?

— Однако граф попался на твою уловку! Испугался пустой бумажки! Удвин, ты великий хитрец! И великий обманщик!

— Да ну брось, родич. Scire leges non hoc est verba earum tener, sed vim ac potestatem. [8] Знание законов заключается не в том, чтобы помнить их слова, а в том, чтобы понимать их смысл ( лат .). Они в самом деле вчера бранили тебя — стало быть, я сказал правду. Правда, Фэдмар, — великая сила! Ничто не устоит перед правдой, даже графский суд!

Кузены рассмеялись, а Отфрид подумал: как же, правда… Дядя соврал, будто ему точно известно, о чем говорили сеньоры. Великая сила — ложь, и перед ней в самом деле не устоит ничто…

Отсмеявшись, родичи направились к выходу. Солдаты, гремя, несли за ними доспехи Игмора. Прошли по коридорам мимо графских латников, те проводили компанию равнодушными взглядами. Когда возвратились в свои покои, Эрлайл тут же удалился в уголок и принялся шептаться с оруженосцем, которому велел следить за Лоренетом и прочими. Коротко переговорив со слугой, Удвин заявил Фэдмару:

— Кузен, дело может принять серьезный оборот. Эти уроды ускакали сразу после суда. Об этом я и думал, глядя, как они торопятся прочь из зала.

— И что же? — Барон не разделял тревоги Эрлайла.

— Они могли приставать к его светлости, скулить, просить… не знаю, чего просить… но это было бы естественно. Нет, они удалились, даже не поплакав на груди Оспера. Очень спешили, Унтрейт дал в рыло графскому конюху — мол, недостаточно поспешно выводит лошадей. Лоренет торопил своих людей… Значит, замышляют гадость. Я советую тебе надеть доспехи.

Игмор засопел и принялся теребить бороду.

— Ладно, — согласился барон после минутного раздумья. — Только не здесь. Выедем за город, и я облачусь в латы. И солдатам велю кольчуги натянуть, а оружие держать наготове. Так?

Отфрид слушал и думал: дядя снова прав, поведение неудачливых жалобщиков в самом деле выглядит подозрительно. Поэтому баронет не стал возражать, когда отец велел натянуть кольчугу и держаться в середине колонны. В походе с командиром не спорят, а они сейчас словно в походе. Наскоро собравшись, дворяне и латники поспешили во двор к конюшням, Фэдмар заранее послал людей, чтобы приготовили лошадей и поклажу.

Они уже садились в седла, когда во дворе появился седой мужчина в красно-синем с серебряной цепью на груди — челядинец высокого ранга. Запыхавшийся — видно, спешил — слуга с поклоном обратился к Фэдмару от имени графа: его светлость надеется, что господин барон удовлетворен исходом дела, его светлость надеется, что господин барон понимает, как тяжело уследить за буйными вассалами и блюсти справедливость…

Игмор, взгромоздясь на коня, кивнул:

— Передай, я благодарю его светлость за правый суд и желаю графу всяческих благ… За мной!

Игмор пустил коня прямо на слугу с цепью, оказавшегося между бароном и воротами, красно-синий поспешно посторонился. Кавалькада, стуча копытами коней, двинулась прочь со двора. Эрлайл, как и обещал, отправился с Игморами — отметить пиром успешное завершение тяжбы. За городом они съехали с тракта в лесок, барон облачился в боевые доспехи. Несмотря на прежнюю браваду, Игмор не мешкал: едва закончив снаряжаться, тут же занял место во главе колонны и велел двигаться. Владения Лоренетов он желал миновать засветло.

Ехали осторожно, приглядываясь к придорожным зарослям и распадкам, где можно было бы устроить засаду. Отфрид уже немного разбирался в подобных вопросах, поэтому вертел головой вместе со всеми. Как и любому мальчишке, баронету хотелось бы отличиться — первым обнаружить затаившихся в кустах Лоренетов и заслужить похвалу отца или, к примеру, этого странного дяди Удвина. Доказать им всем, что он ничуть не хуже незнакомого Ридриха Эрлайла, пусть тот и сочиняет никчемные стихи! Да и о чем сочиняет-то? Подумаешь, колесница! Колесница, телега — для черни, а жизнь благородного человека проходит в седле! Какая, к дьяволу, колесница? И вообще — что проку в рифмованных строчках на пергаменте? Сила вовсе не в пергаментах, сила в другом! Если бы не графы и короли с их судами да законами — тогда он, Отфрид Игмор… тогда… Парнишка так размечтался, что едва не упустил момент, когда на гребне холма показались вооруженные всадники.