— Вот и все, — пробормотал Лафайет. — Хорошо хоть, он успел съездить ему по физиономии.
— Ах вот ты как! — взревел Горубль, прикладывая к поврежденному глазу большой кружевной платок. — Ну, погоди, Лоренцо, мой мальчик! Горога уже покормили, но он не откажется от добавки! И прежде, чем умереть, ты станешь свидетелем моего брачного союза с леди Андрагоррой, которой до чертиков надоели твои дурацкие ухаживания! Я доставлю тебе это удовольствие!
— М-м-м-миледи Андрагорра, — объявил дрожащий голос глашатая, и шум голосов внезапно затих. Толпа расступилась. Небесное созданье в подвенечном платье появилось в сопровождении двух престарелых подружек невесты, крепко державших ее за локти.
— Продолжайте церемонию! — вскричал Горубль, с которого слетел весь его внешний лоск. — Сегодня — моя свадьба, завтра — я повелитель вселенной!
* * *
Лафайет прильнул к стене, стуча зубами при каждом порыве ледяного ветра. «Руки, как крюки, — подумал он. —А пальцы — замороженные креветки. Только бы удержаться за веревку,-а то костей не соберешь». Прижавшись подбородком к холодному камню, он рассеянно слушал монотонный голос, произносивший слова свадебного обряда.
— Почему все так плохо кончилось? — пробормотал он. — Почему я влип в эту дурацкую историю? Почему Фитильзад отказался мне помочь и загадал какую-то загадку? Бессмысленные стишки, которые даже не рифмуются… От Бронкса миллионы едят до Майами — Ключ к этой загадке, конечно… что? Что рифмуется с Майами? Маме? В яме? Сами? От Бронкса миллионы едят до Майами — Ключ к этой загадке, конечно.. конечно…
В зале опять завопили:
— Беверли, скажи ему нет! Даже если он пообещает перерезать мне глотку, когда ты ему откажешь!
Послышался тупой удар и звук падающего тела. Крик Лоренцо оборвался.
— Не волнуйся, дорогая, — нежным голосом проворковал Горубль. — Эй, как тебя там, продолжай!
—С-согласна ли ты, леди Андрагорра?
— Нет, — прохрипел O'Лири, — это невыносимо! Я ничего не могу сделать, а ведь до сих пор мне везло! Я обнаружил дверь в скале, и маскарадный костюм, и… — Он умолк, лихорадочно пытаясь вспомнить что-то очень важное. — Думай! — приказал он себе. — Почему я решил, что мне везло? Совпадения такого рода называются управлением вероятностями, и никак иначе. А следовательно, везение здесь ни при чем, и мне несколько раз удавалось сфокусировать пси-энергию и повлиять на события. Подведем итоги. Иногда у меня получалось, но чаще всего — нет. В чем же дело? Что общего было в тех случаях, когда получалось?
— Нюхательную соль! — ревел Горубль за окном. — Бедная девочка от счастья упала в обморок!
— Бесполезно! — простонал Лафайет. — Ничего не приходит в голову. Я могу думать только о несчастной Дафне и Свайнхильде, прелестном дитя, хотя от нее иногда и попахивало чесноком-. ЧЕСНОК… Чеснок всегда ассоциировался с волшебством и заклинаниями, — лихорадочно забормотал O'Лири. — А заклинания — это непрофессиональная попытка управлять космическими энергиями! Значит, чеснок? А может, дело в Свайнхильде? Но Свайнхильда не рифмуется с Майами. Впрочем, чеснок тоже с ним не рифмуется. К тому же от нее пахло чесноком, потому что она все время делала бутерброды с колбасками… САЛЯМИ! — взревел Лафайет. — Ну, конечно! От Бронкса миллионы едят до Майами — Ключ к этой загадке, конечно, салями! — Он поперхнулся, чуть не слетел с карниза, но вовремя ухватился за веревку и прижался к стене.
Салями было подо мной, когда я придумал нож, и мы кушали его, разговаривая о маскарадном костюме, и я сунул его в карман, перед тем как Свайнхильда упала с ковра-самолета! Значит, мне необходимо… O'Лири почувствовал, как ледяная рука сжала его сердце. — Карман. Бутерброды лежат в кармане куртки, а я оставил ее наверху, чтобы не перерезало веревку!
— Ничего страшного, — ответил он сам себе. — Придется залезть на крышу.
— Залезть на крышу? Мои руки превратились в лед, я слаб как котенок, и…
— Поднимайся.
— Я— я попытаюсь.
Огромным усилием воли Лафайет заставил себя подтянуться и повис в воздухе. Он совсем не чувствовал рук, а тело налилось свинцовой тяжестью.
— Бессмысленно.
— Поднимайся.
Каким-то чудом он вскарабкался на один фут. Потом преодолел шесть дюймов. Отдохнул и продвинулся еще на один дюйм. Веревка натянулась и ударила его о стену. Лафайет поднял голову: странное темное пятно, лежавшее на парапете, полоскалось по ветру.
Словно зачарованный он смотрел, как куртка заскользила, высвобождаясь из-под веревки, свесилась с перекладины, распахнув полы, подползла к самому краю; ветер яростно накинулся на нее, подтолкнул, и она стала медленно падать, прощально махая пустыми рукавами.
Читать дальше