Кит Ломер: Космический шулер

только мысли, что завтра его ждут неизбежные банкет, бал, званый ужин, — одним словом очередной день ничегонеделания.

—Чего тебе надо? — требовательно спросил он у своих зеркальных отражений. — Человек вкалывает, как лошадь, чтобы заработать побольше денег. А деньги ему нужны, чтобы делать все, что захочется. А ты и так делаешь все, что захочется. — Лафайет сурово посмотрел на малиново-золотое отражение. — Чего молчишь?

—Мы уедем отсюда, — бормотал он, выходя в парк. — В горы, а может, в пустыню. Или на берег моря. Могу поспорить, Дафна никогда не купалась голая при лунном свете. По крайней мере, со мной. И мы возьмем с собой немного продуктов, и сами будем готовить, и ловить рыбу, и заниматься ботаникой, и смотреть на птичек, и…

Он остановился у широкой террасы и стал оглядываться, надеясь увидеть изящную фигурку Дафны сквозь зеленые ветки кустарника. Последний гость вышел за ворота, исчез мажордом, убежала служанка, и лишь старый садовник в дальнем углу парка ковырялся в земле.

Лафайет медленно пошел по тропинке, почти не замечая одурманивающего запаха цветущей гортензии, ленивого жужжания пчел, мягких вздохов ветерка, шуршащего в кронах аккуратно подстриженных деревьев. Постепенно его охватила апатия. Зачем уезжать? Какой в этом смысл? Он не перестанет быть Лафайетом O'Лири, а Дафна останется Дафной. Когда новизна ощущений пройдет, он наверняка пожалеет об удобном кресле и забитом доверху холодильнике, а Дафна начнет переживать по поводу прически и событий, которые могли произойти во дворце за время ее отсутствия. К тому же их закусают комары, они обгорят на солнце, будут мерзнуть по ночам, питаться горелой кашей и испытывать массу прочих неудобств, от которых он так отвык.

На мгновение в конце тропинки показалась высокая фигура графа Аллана. Лафайет окликнул его и ускорил шаг, но подойдя к перекрестку, никого не увидел. Ов повернул обратно, теперь уже в совершенно подавленном настроении. Впервые за три года он испытывал те же чувства, что в Колби Корнерз, где он гулял долгими вечерами по городским кварталам, глядя на желтые фонари и строя воздушные замки…

Лафайет остановился. Он вел себя, как мальчишка. Ему повезло, как никому другому, и незачем валять дурака. К чему рубить сук, на котором сидишь? Через час начнется праздничный ужин, и он пойдет на него, как всегда, и будет вести светские разговоры, тоже, как всегда. А так как ему не очень хочется в данную минуту возвращаться во дворец — да и собеседник из него сейчас никудышный — можно немного посидеть на любимой мраморной скамейке, почитать очередной выпуск «Популярного Волшебства» и заодно настроиться на нужный лад, чтобы за столом не ударить лицом в грязь. И кстати, не забыть сделать Дафне комплимент по поводу нового сногсшибательного платья. А после обеда улизнуть с ней в спальную и…

Неожиданно Лафайет вспомнил, что давно уже не нашептывал в нежное ушко Дафны ласковых слов. Вечно его отвлекали то книги, то собутыльники, а Дафна, конечно, была на седьмом небе от счастья, обсуждая с женами высокопоставленных особ рукоделья, или что там обычно обсуждают леди, пока мужья глушат бренди, курят сигары и рассказывают непристойные анекдоты.

Лафайет неодобрительно посмотрел на стоявший перед ним куст азалии и нахмурился. Он был настолько поглощен мыслями, что невольно прошел мимо своего самого любимого уголка парка, где рядом с мраморной скамейкой цвело миндальное дерево и мягко журчал фонтан; а большие вязы отбрасывали прохладные тени на зеленую лужайку, за которой росли тополя и виднелся берег озера.

Он пошел назад и вскоре вновь очутился на перекрестке, где видел графа Аллана. Забавно. Заблудиться в собственном парке. Лафайет посмотрел по сторонам, покачал головой, увидев пустынные тропинки, и решительно зашагал вперед. Через десять шагов он остановился перед кустом азалии.

—Я совсем распустился, — пробормотал он. — Не могу найти первого поворота направо за фонтаном.

Он оборвал себя на полуслове, неуверенно глядя на внезапно уменьшившуюся лужайку. Фонтан? Никакого фонтана в помине не было: Лафайет стоял на усыпанной гравием и опавшими листьями дорожке, по одну сторону которой росли деревья, а по другую — возвышалась кирпичная стена. Но ведь этой стене положено находиться в конце парка, за утиным прудом… Лафайет поспешно пошел по дорожке, свернул направо… и увидел болото в зарослях тростника. Резко повернувшись, он уткнулся в густой кустарник. С трудом продравшись сквозь спутавшиеся ветви, исцарапанный и исколотый колючками, Лафайет вышел на небольшую лужайку, поросшую одуванчиками. Цветочные клумбы исчезли, как по мановению волшебной палочки. От тропинок и следа не осталось. Дворец, возвышавшийся на фоне почему-то серого неба, имел жалкий вид и казался пустым и заброшенным. Выбитые стекла напоминали пустые глазницы; ветер сдувал с террас опавшие листья.