Косенков Виктор - Мигранты - 2011

— Мы уйдем.

— Куда?

— За сыном моим.

Буфер поднял брови.

— Первый раз такой ответ слышу. Это хорошо, что у тебя есть цель. Но... Чем это поможет остальным? Ты скажи, скажи. Я ж не дурака валяю, я понять хочу. Если это действительно так, то вали на все четыре стороны.

Игорь нахмурился. Пристально посмотрел на Буфера и медленно проговорил:

— Ты нас отпусти. Другие узнают о твоей человечности, и, может быть...

Буфер зацокал языком.

— Нет, брат. Ты как-то идеально рассуждаешь. Страшно тебе, вот и городишь ерунду... Сам-то веришь в то, что говоришь?

Игорь сглотнул. Не ответил. Не было смысла ломать комедию.

— Вот то-то и оно. Получается, что если я вас отпущу, то улучшится только ваша личная жизнь. Ну, пацана, может, еще своего найдешь. Да и то, бабушка надвое сказала. — Буфер сделал жест рукой, видя, что Игорь хочет что-то сказать. — Погоди, погоди. Даже если ты не врешь, и у тебя действительно есть сын, даже если ты его найдешь... Что дальше-то? Примкнешь к какой-нибудь банде. Или терпилой станешь, который только тем и озабочен, чтоб пожрать. Или беспредельщиком. Сам убивать будешь или кто-то другой станет убивать с твоего молчаливого согласия. Где перемены? Где улучшение в глобальном плане?

Морозов запрокинул голову, уперся затылком в холодную стену.

Буфер был психом.

— Думаешь, что я тронутый, — словно прочитав его мысли, спросил Буфер. — Не-а. Это не я, это ты сумасшедший. Сказать, почему?

— Скажи.

— Ты точно знаешь, что тебя ждет. И ничего не делаешь.

— А что я могу?

— Не знаю. Убить себя, например. Это тоже поступок. — Буфер в который раз улыбнулся. — Или убить меня. Ну или подругу свою хотя бы задушить.

Игорь дернулся, как от пощечины. Напрягся, но тело вновь прострелило болью сразу в нескольких местах...

А Буфер продолжил ронять страшные слова.

— Ты ведь знаешь, что будет. Догадываешься. Точно-точно догадываешься, но поверить все никак не можешь. Так я тебе озвучу. Послушай. Сначала мы тебя будем кормить. Хорошо кормить. А подругу твою — по кругу пускать, пока не надоест. Я в целом баб не очень люблю: от них все беды, сколько мужиков погорело, страшно сказать. Но природе не прикажешь... А потом, когда надоест, мы ее зарежем. Потому что это не товар, а так... обуза. Выгодно ее продать вряд ли получится. А тебя мы все равно будем кормить, чтобы ты хорошенько ожирел. И только потом... — Буфер вновь широко улыбнулся, и Морозов вдруг понял, как он ненавидит эту улыбку — Что будет потом, ты знаешь. Да. И вот скажи мне, пожалуйста: ну какой смысл в твоем существовании? Ты же ни на что не способен. Ни на самый грошовый поступок. Ты же баран, животное. И если я тебя отпущу, что произойдет? Ничего. Кончишь жизнь так же, только не здесь, а где-нибудь еще. И ведь самое-то грустное то, что ты поймешь это совсем не сразу, а через месячишко. Если выживешь. Но и это тоже ничего не изменит. И ты все равно будешь надеяться на лучшее. Как баран. Будешь надеяться, потому что так положено животному. А ведь все это, — он покрутил пальцем над головой, — и случилось из-за таких, как ты.

Морозов с усмешкой поинтересовался:

— С чего бы?

— А с того. Животных стало слишком много. Всё б вам жрать да размножаться. И гадить. — Буфер брезгливо кивнул в сторону параши. — Загадили все вокруг, вот и кувыркнулся мир с ног на голову. Ясно тебе?

— Ясно, — кивнул Игорь. Какой смысл спорить с психом?

— Ничего тебе не ясно. — Настроение Буфера изменилось. От напускного дружелюбия и фальшивых улыбок не осталось и следа. Он говорил зло, смотрел с презрением. — Я таких, как ты, повидал. Знаешь, как мы таких зовем? Консервы.

— Завтрак туриста, — пробормотал Игорь.

Эта пугающая мысль, да и ситуация вообще, показалась ему вдруг страшно смешной. Страшной и смешной.

Морозов хихикнул. Потом еще раз. Буфер посмотрел на него с легким удивлением. А через несколько секунд Игоря затрясло от истерического смеха. Он хохотал в голос, не таясь и не сдерживаясь.

Наконец, вместе с ним заржал и Буфер.

Парень посмеялся с минуту вместе с Игорем, а затем резко перестал и без особых церемоний избил Морозова ногами. Просто так. Бил больно, но старался не портить «товар». Он явно умел причинять боль и любил это делать. Каждый удар вызывал настоящую вспышку боли, пронзительную и яркую...

Лену привели к вечеру. Она сползла спиной по стене и застыла. Уставилась в одну точку. Игорь сел рядом, осторожно положил ее голову себе на колени. Лена свернулась калачиком и тихо заплакала. Морозов слышал где-то, что женщина легче переживает стресс, если дает волю слезам. Потому не утешал, а только гладил спутанные волосы. Гладил и гладил, как заведенный.