Мариэтта Роз: Смерти нет

— У меня есть время? — спрашиваю я, а сама не свожу глаз с фигуры в углу.

— Ну… — опять мнется врач.

— Время, доктор, — уже твердо говорю я. — Сколько у меня времени? Мне нужно… — я умолкаю, стараясь подобрать нужное слово. Но врачу достаточно и этого моего столь странного молчания. А мне будет достаточно одной ночи.

— Хорошо, я завтра зайду к Вам. — И он уходит. А фигура в углу остается. Смотрит на меня.

Смерти нет. Есть только страх.

В палате я одна. Это хорошо.

Медсестра боязливо косится на меня, а я кошусь на фигуру в углу.

— Вы будете в порядке? — спрашивает она. На самом деле ей это не интересно, ей хочется пойти посмотреть телевизор.

— Да, — отвечаю я. Стараюсь говорить спокойно, уверенно. Нельзя дать страху завладеть мной.

Некоторое время мы просто смотрим друг на друга.

— Смерти нет, — наконец говорю я.

Говорить трудно. Слюна закончилась, и язык едва шевелится. Но все-таки повторяю:

— Смерти нет.

— Есть, — отвечает мне высокая фигура в балахоне. Он все еще стоит в углу. — Вспомни, свою бабушку.

— Она была стара и просто устала.

— Но она умерла.

— Да, она умерла, — соглашаюсь я, и фигура делает шаг в мою сторону. — Она прожила долгую жизнь, больше ста лет! Она просто устала.

— Были и другие. Они тоже умерли.

— Смерти нет, — упрямо твержу я. — Человек просто переходит в другое состояние.

— Но его больше нет, — возражает фигура в балахоне. Он бесшумно движется ко мне по кафелю палаты. — Его тело застыло, его жрут черви.

— Это всего лишь круг жизни. Как круговорот воды в природе. Сперва одно состояние, потом другое, а потом третье — вода, пар, лед.

— Нет, это совсем другое! — Он уже близко. Если я протяну руку, то, наверное, даже коснусь его.

— Нет! Смерти нет. Есть только страх. А ты всего лишь дух, и я не боюсь тебя.

— Боишься, — уверенно возражает фигура. — Все боятся.

— Я — не все.

Продолжаю упрямиться, но чувствую, как страх завладевает мной.

Ребенок в моем животе забарахтался.

Мое дитя.

Я обнимаю живот похолодевшими руками и продолжаю твердить:

— Смерти нет. Есть только страх. А ты… ты… — я запинаюсь и вдруг громко выкрикиваю: У тебя нет власти надо мной!

И все закончилось.

Когда сестра вбежала в палату, я, скрючившись, сидела на своей койке, живот судорожно содрогался.

— Что случилось?

— Схватки. У меня начались схватки.

Меня везут по больничному коридору. Боль просто дикая. Над головой мелькают лампочки. Я то и дело пытаюсь приподняться и оглянуться: нет ли фигуры в балахоне?

— Успокойтесь! — твердят мне тут же люди в белых халатах. — Это всего лишь схватки.

Ничего себе «всего лишь»!

Наконец, меня привозят в родильное отделение, и врач-акушер судорожно пихает мне какую-то бумажку.

— Умоляю Вас! — В его голосе слезы. — Соглашайтесь на кесарево. Только не в мою смену! Только не в мою!

Я оглядываюсь: фигуры в балахоне нет, — и подписываю бумагу.

Через несколько часов я снова в реанимации, но уже в другой палате. На соседних койках лежат другие женщины, сестры тихо переговариваются. Все спокойно, никаких подозрительных черных пятен.

Утром приходит врач, который так мямлил накануне. Он берет меня за руку, щупает пульс.

— Вы молодец, — говорит он. Говорит уже спокойно. — Честно говоря, я не думал, что все хорошо закончится.

— Смерти нет, доктор. Есть только страх.

04.03.2009