Пол Андерсон - Девять королев

– В таверне, конечно, мягче спится, – почему-то усмехнулся префект.

Грациллоний проследил, чтобы каждому легионеру досталась отдельная кровать, миска еды и кубок вина, и отправился на постоялый двор. На улице было темно, и префект дал Грациллонию в провожатые дежурного легионера с фонарем. Утихомирившись к ночи, морской ветер развеял облака, и ущербная луна заливала город холодным оловянным свечением. Зима кончалась, но за день воздух и земля не прогревались, и к ночи землю сковывал иней. Но уже пахло весной, и на голых ветвях набухали бледные почки.

Таверна была двухэтажная, крытая красной черепицей, заиндевевшей к ночи. С правой стороны от нее находилась конюшня, а слева тянулся длинный открытый навес. Дом стоял почти вплотную к городской стене, на южном тракте. От стены по сторонам мощенной известняком дороги шли поля. Построек поблизости не было, только старинные руины римской виллы белели в поле – последнюю сотню лет Гезориак, как и большинство галльских городов, не разрастался вширь. Мало кто рисковал строиться вне оборонительных укреплений, опоясывавших город.

Уже миновав конюшню, Грациллоний услышал странные звуки. И остановился. Животные таких звуков издавать не могут. Вернувшись к воротам, он прислушался. В конюшне кто-то плакал. Столь безнадежно, что Грациллония охватил ужас. То был многоголосый и какой-то потусторонний плач, словно кто-то запер нечаянно в темной конюшне существа из иного мира, неведомо как попавшие на окраину портового галльского городка. Петли засова были скреплены веревкой. Рванув створку так, что веревка лопнула, Грациллоний шагнул внутрь. На миг рыдания затихли, из темноты раздался вопль ужаса. Грациллоний обернулся к сопровождающему.

– Посвети, – сказал он. – Только не подожги солому.

В конюшне оказались дети.

– Не бей нас! – высоким голосом выкрикнул мальчик. – Мы будем хорошие, честное слово! Не надо бить!

Мальчик говорил на языке племени белгов. Грациллоний тоже был из белгов, но его предки ушли в Британию несколько веков назад. За это время язык не слишком изменился. Дети были все светлокожие и светловолосые, как и большинство ребятишек в деревнях вокруг его родного дома.

Их было пятеро, три мальчика и две девочки; примерно одного возраста: лет по девять-десять. Лица и одежда у них были грязные. Но одежда – домашняя, добротная. Двоим матери успели повязать на прощание яркие шерстяные шарфы. Дети были заперты в стойле, превращенном в клетку. Доски набили горизонтально на такой высоте, чтобы они не могли выпрямиться во весь рост. В соседних стойлах мирно дремали лошади. Лошадиное дыхание и тепло их больших тел – вот и все, чем могли согреться дети в полупустой конюшне.

Грациллоний присел на корточки.

– Не бойтесь, – сказал он, стараясь, чтобы его хриплый голос звучал как можно мягче. – Я не трону вас. Я ваш друг.

Между досками просунулись руки. Грациллоний сжал детские кулачки в своих больших ладонях.

– Пожалуйста, – проговорила, всхлипывая, девочка, – отведи нас домой.

Он не мог им помочь. В наступившей тишине ему трудно было выговорить эти слова:

– Прости меня, дитя. Я не могу. Сейчас не могу. Может быть, потом… Но вы не бойтесь.

– Ты не Иисус? – это спросил мальчик. – Я знаю, что в городе Бог – Иисус. Он добрый.

– Я не Иисус, – сказал Грациллоний. – Но я обещаю, что Иисус присмотрит за вами.

Девочка, вцепившись в его руку, молча смотрела на него. Он был взрослый, он не бил их, и он был из города, где есть добрый Бог Иисус.

Что он мог сделать? Грациллоний поцеловал ее тонкие пальчики, высвободился и пошел к выходу.

– Спокойной ночи. Спите. Постарайтесь уснуть.

Он вышел на улицу, прикрыл ворота и прислушался. Дети снова зарыдали.

– Видать, рабы. Новенькие, – попытался завязать разговор сопровождающий. Его эта сцена, казалось, позабавила.

– Вижу, – отрезал Грациллоний.

Он быстро зашагал к дому, взбежал по ступенькам и забарабанил в дверь кулаками.

Открыл румяный мужчина с зажженной свечой в руке, хозяин.

– Что вам угодно? – спросил он. Грациллоний был в гражданской одежде. – Уже поздно. Ужина нет.

– Во-первых, это меня не интересует, – отрывисто сказал Грациллоний. – Во-вторых, я центурион Второго легиона Августа, нахожусь в поездке по имперскому делу. И еще: почему у вас дети заперты в конюшне?

– А… – Хозяин на мгновение замешкался, потом ткнул пальцем себе за спину. – Он там, за столом. У него и узнаете. Входите, офицер.