Свенельд Железнов - Скоморох

Мысли о тепле напомнили Радиму, что сам-то он стынет в колодках. Пора бы уж явиться избавителям. Негоже захворать тут.

Дверь внезапно открылась. Свет широким потоком хлынул в поруб. Его заслонила фигура воина с копьем в одной руке, ведром в другой. Радим узнал Валуню.

— Доброе утро, Радим! Я тебе харч принес.

— Вот спасибо! А я надеялся, ты путы снимать пришел.

Со стороны Лешего раздалось недовольное сопение:

— О наших харчах не забудь!

Валуня поставил ведро около Радима, подал ему вынутую из-за пояса липовую ложку, повернулся к другим узникам.

— Тут кто-то чем-то недоволен? — спросил сторож таким тоном, что Леший не решился повторить свое требование.

— Вот так и молчите.

Радим с аппетитом наворачивал горячую похлебку из кислой капусты. Это, конечно, не вчерашняя ушица из корюшки, но тоже достойная еда.

— Ешь-ешь. А я пока тебе новость расскажу, удержаться не могу. Что у нас ночью сотворилось — беда! Теперь забот у бояр полна мошна.

— Не томи. Что случилось? — спросил Радим в промежутке между ложками.

— Ян Творимирыч умер. Говорят, напировался так, что на ногах стоять не мог, пошел в свою палату, лег, заснул, да не проснулся. Воевода наш сам не свой. Места от горя не найдет. Пригласил друга на праздник, а полудлось на погибель. Остромир тоже глубоко опечален. — Молвят, Ян Творимирыч уйму кун ему должен остался. Теперь вроде с его сынов спрашивать надо, да те где? За море как ушли, так и не вернулись. А уж что князь наш, Владимир, делать станет, как о смерти Яна Творимиры-ча узнает, страшно подумать! Боярин ему как отец родной был. В Царьградском походе от смерти лютой молодого князя спас. Чует мое сердце, Пост Великий горьким будет.

— А что с боярыней? — обеспокоенно спросил Радим.

— Что ж ей будет? Горюет, конечно, вместе со всеми. Велела тело Яна Творимирыча в церкву Святого Климента отнести. Отпевать собираются. Ему-то все честь по чести воздадут. Вот холопу хозяйскому не повезло. Похоже, похоронят его втайне и в тишине. Даже попа не позовут. Но тсс! Я тебе этого не говорил!

— Кто-то еще умер? — понизив голос, почти шепотом спросил Радим.

Валуня склонился к самому уху скомороха:

— Только никому не говори. А то воевода меня убьет. Он велел всем молчать об этой смерти. Короче, умер один холоп этой же ночью. Так же загадочно, как и Ян Творимирыч. Даже более загадочно, ибо лет ему было раза в три поменьше, чем боярину.

— Они умерли по одному умыслу…

— Кто ж знает? Бог дал, Бог взял… Все там будем по его воле.

Радим глубоко задумался. Он даже прекратил есть.

— Насытился? — улыбнулся Валуня.

— Да, спасибо. А не сводишь ли меня в отхожее место?

— Ну, насмешил, скоморох! Делай свое дело прямо тут. Куда уж более отхожее место искать. Хочешь, я тебе цепь ослаблю и ты в тот угол навалишь? — Валуня указал в сторону Лешего и Великана.

Предложение было забавное, Радим оценил юмор сторожа, но выйти из поруба он хотел вовсе не для того, чтобы опорожнить брюхо. Скоморох сделал Валуне знак:

— Соглашайся. Есть разговор, который эти уроды слышать не должны ни в коем разе.

Валуня нахмурился, размышляя, потом широко улыбнулся:

— Щас, за молотом схожу.

Когда сторож покинул поруб, карлик злобно огрызнулся:

— Конец твоему Валуне. Так и передай. Дай только с Остромиром перемолвиться, вдвоем на колу будете корчиться.

Радим попытался не придавать значения словам Лешего, но угроза испортила его настроение.

— Ну, вставай. Пойдем, отведу тебя в отхожее место, — появился Валуня с молотом в руках.

В пару ударов сторож разомкнул цепи.

— А вы — чтоб тихо! — грозно крикнул Валуня; ешему и Великану. — Вон полведра похлебки стоит, ешьте и благодарите Радима, что вам харчей оставил.

Голодные узники потянулись в сторону еды. Шутка была в том, что дотянуться до ведра они могли только самыми кончиками пальцев. Дальше их не пускали цепи.

Выйдя на свежий воздух, Радим с наслаждением глотнул северного ветра. После темноты поруба он не-много щурился, но все же достаточно ясно различал, где они находятся. Рядом возвышалась стена детинца, а впереди, в ста шагах, виднелся терем воеводы.

— Валуня, отведи меня к телам. Ну, к Яну Творимирычу и тому холопу. Мне надо на них взглянуть.

— Ужо попросил! Я и так немало палок огребу, ежели кто из старших увидит, как я с тобой гуляю. Ты ж в церкву хочешь идти. Там, где бояре бдят и сам воевода, быть может, стоит. Даже не мечтай!

— Хорошо. А к холопу проводишь? Он-то где лежит?