Кира Измайлова - Пятый постулат

— Опозоришь меня — жрать не дам, — верно сориентировался Малух.

Маша погрустнела: она привыкла есть досыта, а тут и так прислугу кормили не особенно хорошо, если же еще остаться без ужина… Варта вон под тюфяком сухари на такой случай прятала и сокрушалась, если до них добирались мыши, а Маша считала, что нехорошо держать еду в постели. Так и голодала, когда ее наказывали…

Она понятия не имела, к кому идет Малух, но, должно быть, к какой-то важной персоне: перед поселковыми он так не трепетал. Интересно, кто там? И почему это портной велел ей надеть повседневное скромное платье?

— Заходи, — разрешил мужской голос, и портной просочился в едва приоткрытую дверь. Маша бы в такую щель не протиснулась, поэтому толкнула дверь крутым бедром — руки были заняты, — вошла следом и встала у порога, как было велено.

Смотреть вокруг не хотелось, опять же Малух велел ей не таращиться по сторонам и вести себя прилично, так что Маша сосредоточилась на своей ноше: целой горе сорочек, и белых, и цветных (портной ахал и вздыхал, пока шил, тут такого не носили!), прочих тряпок… Малух суетился вокруг, выхватывал то одну вещь, то другую, а заказчик только отдавал команды тягучим неприятным голосом. Маше показалось, будто она уже его слыхала и, улучив момент, когда Малух отошел, она поглядела на заказчика.

Тот стоял спиной, но не признать его было нельзя — вот по этой гриве завитых золотых волос, спадающих до самого пояса! Значит, ее случайный попутчик тоже остался в Перепутинске? Вот только Маша возит грязь и выслушивает брань хозяев, а перед этим вот… как его назвать-то? (Маша уже узнала много непристойных ругательств, но не пускала их в ход, считала, что это недопустимо.) В общем, перед этим белобрысым Малух только что не стелился, вертелся и повизгивал по-собачьи, а хвостом не вертел исключительно по причине отсутствия оного!

От несправедливости у Маши даже слезы на глаза навернулись. Вот вам классовое общество во всей красе! Она, работящая девушка, передовик производства, подвергается унижениям и оскорблениям, а этот вот… праздный элемент живет на всём готовеньком, одежду ему шьют, угождают… Отвратительно! И как все окружающие не видят, что это неправильно? Почему её не слушают?!

Тут еще хозяин велел помогать — то булавки ему подавай, то тесьму, то еще что, а потом пришлось придержать волосы господина, чтобы не мешали. (Хорошо, что тот спиной стоял, а то Маша бы не удержалась и высказала ему в лицо всё, что думала!) Делать это было неприятно — волосы оказались тяжелые, скользкие, будто живые, Маша даже руку украдкой о подол вытерла, когда ей велели отойти.

Теперь-то она поняла, о ком поговаривали в Перепутинске! А слухи ходили такие: на постоялом дворе поселился какой-то заезжий господин, скучает сильно, а потому кутит. Компании подходящей у него нету, вот он и привечает всех подряд. Научил местных мужиков играть в какую-то заморскую игру на деньги, те и просиживают там все вечера напролет! А господин, ясное дело, выигрывает, потому что игру эту знает, как свои пять пальцев, а мужики только-только правила выучили! Конечно, обдирает их, как липку, а на вырученные медяки их же и поит… Правда, все сходились на том, что эти пьянчужки так и так бы свои денежки потратили, но Маша находила такое поведение предосудительным. Алкоголизм — болезнь, но азартные игры — это настоящий бич! Почему староста не запретит подобное, не выгонит приезжего из Перепутинска?..

Вот, значит, почему! Потому что это… важный господин, которого должны отправить в столицу, а до тех пор ему всё позволено!

Маша кипела, как котелок с супом на огне, и сдерживалась из последних сил. Едва дождалась, пока Малух распрощается с заказчиком, и вперед хозяина выскочила за дверь.

— Ты чего красная такая? — спросил тот, подозрительно глядя на нее снизу вверх, и больно ущипнул за руку. — На господина загляделась, поди? И-и, девка, не про твою он честь! Знай своё место! Что, угадал я?

— Нет… — выдавила Маша. Не правду же ему говорить! — Мне… до ветру надо!

— Тьфу ты! — плюнул Малух. — Всё у тебя, не как у людей! Иди уж…

Маша скрылась с хозяйских глаз и вздохнула с облегчением. Эх, вот кем бы надо заняться в первую очередь — господами этими! Но разве в одиночку что получится? А боевых товарищей, с которыми и в разведку можно пойти, и революцию устроить, у нее, как ни горько было признаться самой себе, так и не завелось. Варта — та думала только о парнях да нарядах, слышать не желала о всякой зауми. С другими слугами Маша общалась мало — у всех было полно работы, не до досужих разговоров. По вечерам они, бывало, собирались где-то на посиделки, но Машу не звали. Она пробовала разок напроситься, но ничего хорошего не вышло: сидели на конюшне, почти в темноте, парни постоянно тискали девчонок, те визжали и вырывались, но для виду, не всерьез. Парни гоготали и выламывались, отпускали непристойные шуточки, девчонки хохотали, и все без исключения выпивали. Маше тоже поднесли стаканчик, она думала — вода, глотнула и чуть не задохнулась! Все потешались, а она едва до дома доплелась — голова пошла кругом. Так она больше и не ходила на посиделки, не до политических бесед там было…