Серж Брюссоло: Глаз осьминога

Зигрид Олафсен и Гюс Маккуин ужинали в столовой подводной лодки. В столь позднее время они здесь находились одни, и лучше было не привередничать по поводу качества еды. Неделю назад Гюс и Зигрид отпраздновали свой двадцатый день рождения. Чтобы отметить знаменательное событие, главный повар согласился дать им… дополнительную порцию пюре и по йогурту.

Гюс — высокий худой парень с рыжими волосами.

— Я овощ-оборотень, — обычно заявлял он. — В полнолуние превращаюсь в живую морковку, вот почему кролики — мои заклятые враги.

У Зигрид узкие глаза светло-зеленого цвета, а скулы усыпаны веснушками, словно крохотными розовыми пятнышками. Голова девушки была гладко выбрита, но по отрастающим на висках волоскам легко угадывалось, что цвет волос у нее светло-медовый.

Друзья разговаривали шепотом, чтобы их не услышал офицер… или стукач.

— Знаешь, почему на подводной лодке нет ни одного смотрового отверстия? — прошептал Гюс, скривив рот, чтобы никто не смог прочитать по его губам.

— «Блюдип» — аппарат для погружения на большую глубину, — заговорила Зигрид, как по написанному. — Застекленное смотровое отверстие сделало бы его корпус менее прочным.

— Россказни командования! — ухмыльнулся Гюс. — Перестань изображать из себя примерную ученицу. Я тебя спрашиваю о настоящей причине. Тебе она известна?

— Нет, — призналась девушка.

Парень с рыжими волосами подвинулся к ней еще ближе и зашептал:

— Если бы на подводной лодке имелось смотровое отверстие, свет из него привлек бы плавающих вокруг морских животных. Например, осьминогов. А вернее, гигантского спрута планеты Алмоа, Октопуса калорозауруса, который способен довести морскую воду до кипения, выпуская жар через присоски. Он приник бы своим огромным глазом к стеклу и стал бы с любопытством смотреть на нас, людей… Можешь себе представить этот огромный глаз, склизкий и ужасный, прилипший к стеклу? Увиденное так бы ему понравилось, что осьминог присосался бы своими щупальцами к подводной лодке и стал бы за нами наблюдать, прилипнув к субмарине как пиявка. А потом у него разыгрался бы аппетит, он сжал бы щупальца, сминая железо, и — хрясть! — сломал бы подводную лодку, как мы раскалываем ореховую скорлупу.

— Хватит! — проворчала Зигрид. — Это сказки для десятилетних.

Гюс нахмурился. Его кожа была очень белой, но, рассердившись, он краснел, словно у него жар.

— Напрасно храбришься, — проворчал парень. — Вокруг нас — империя осьминогов, королевство гигантских кальмаров. Морской зоопарк, где кишат невообразимые монстры. Никому не хочется, чтобы за ним наблюдал спрут, особенно если глаз у него размером со смотровой люк. Раньше в море жили тысячи русалок. А теперь ни одной не осталось, спруты всех их сожрали!

Зигрид устало вздохнула. От бредней Гюса ей становилось не по себе. Она знала, что «Блюдип» вот уже десять долгих лет плавает в недружелюбных водах опасного океана, но вечером, перед тем как лечь спать, предпочла бы забыть об этом.

— И потом, перестань использовать офицерский жаргон и говорить «Блюдип», — процедил Гюс сквозь зубы. — Мы, матросы, раз и навсегда назвали подлодку «Стальная акула». Или хочешь прослыть подлизой?

Зигрид пожала плечами. У Гюса было плохое настроение. Многие моряки плохо выносили многолетнее заточение. Десять лет… Целая вечность! За десять лет они ни разу не причалили к земле, не высадились на берег, не увидели острова или материка.

«Десять лет в консервной банке», — ворчали юнги. Жизнь, как у сардин в масле.

— Не питай иллюзий, — прошипел Гюс, стоя на своем. — Знаешь, в твоем возрасте люди еще могут испытывать страх. Ты давно смотрелась в зеркало? Думаешь, выглядишь на двадцать лет?

Зигрид в замешательстве опустила глаза. У Гюса была досадная привычка бить по больному месту. Многие его за это ненавидели, а офицеры ставили плохие отметки, не давая продвигаться по службе.

Парень схватил свою ложку из нержавеющей стали и сделал вид, будто смотрится в нее.

— Свет мой зеркальце, скажи, — захихикал он, — двадцать ли мне лет… или только одиннадцать. Хотелось бы узнать твое мнение, потому что с первого взгляда это совершенно непонятно!

При его словах сердце Зигрид сжалось. Когда она видела свое отражение в зеркале, то тоже замечала, что больше похожа на девочку двенадцати лет, чем на двадцатилетнюю девушку.