Дмитрий Кружевский - Ассасин

Ри последние дни не отходит от меня не на шаг, и лишь когда я иду тренироваться, оставляет меня одного. Огромный пустой зал, который судя по остаткам прогнивших столов, некогда был солдатской столовой, я обнаружил в дальнем уголке этой странной крепости, больше похожей на длинную стену, раскинувшуюся между отрогами двух горных кряжей и отделяющую Демонические земли от остальных. Рядом с этим залом нашлась небольшая комнатушка, где я и поселился, буквально сбежав ото всех, кроме волчицы. Я стал затворником, целыми днями сижу в своей комнате, тренируюсь или брожу по стене, смотря на пожелтевшую степь, которую изредка припорашивает редким здесь снегом. Стражники привыкли к моим молчаливым похождениям и практически не обращают на нас с волчицей внимания. Пару раз приходил Дарнир, но разговор как-то не склеился, впрочем, зла за все произошедшее я на него не держу, ему тоже нелегко, - прошлое настигло его, как он ни старался от него убежать.

Два брата - потомки императора не существующей уже несколько веков страны, память о которой передавалась из поколения в поколение.

- Я родился и вырос в Каргасе - столице Тании. - рассказывал Дарнир. - Мой отец был видным политиком, а мать работала верховной целительницей в местной больнице и являлась прямым потомком императора Арании. Впрочем, отец всегда считал ее россказни глупостями,- нет, правдивость ее слов он под сомнение не ставил, просто считал, что не стоит забивать голову прошлым: всеми этими несуществующими титулами.

Дарнир вздохнул. Было видно, с каким трудом дается ему этот рассказ.

- Однако у матери была еще одна тайна.... Все наши предки по ее линии владели магией... магией крови, - проклятое, запрещенное знание, о существовании которого знали лишь единицы. Я как-то интересовался происхождением этих знаний, но даже в магических трудах о нем упоминается лишь вскользь и то в самых древних трактатах. Лично мне кажется, что это и есть та сила, которую даровало семя моему предку, и которая стала нашим проклятьем. Так считал я, так считала мать, однако Алашар наоборот бредил этой силой, - желал ее. Но мать наотрез отказывалась ему ее передавать, не смотря на то, что мой брат был неплохим магом.

- Эта сила проклятье, - щека Дарнира дернулась. - Мы оба с братом родились вместе с ней, но чтобы выпустить ее на свободу, нужна была кровь - кровь матери. Только испив ее крови, один из нас мог получить власть над этой силой, и мать хотела передать ее мне.

- А это обязательно было делать?

- Да, - лицо гиганта помрачнело. - Если бы один из нас не выпил крови до достижения своего двадцатилетия, то мы оба превратились бы в демонов - таково проклятие этой силы. Из поколения в поколение у потомков императора рождалось двое детей, и лишь один из них получал силу крови, другой же терял ее, становясь практически обычным смертным.

- Практически?

- Лекс, как ты думаешь, сколько мне лет? - вопросом на вопрос ответил Дарнир и когда я неопределенно повел плечами, усмехнувшись, ответил. - Я покинул свою родину семьдесят лет тому назад.

- Хорошо сохранился. Впрочем, как я понимаю это не единственная твоя способность.

- Верно, - не стал отрицать гигант. - Я еще могу противостоять магии моего брата, магии того кто убил свою мать, дабы получить эту проклятую силу...

Я замер, прервав свой причудливый танец прямо в круге мечей специально разложенных мною до этого на полу. Взмах рукой и воздушный вихрь заставляет взмыть клинки в воздух, окружив меня крутящейся стеной острозаточенной стали. Несколько клинков со звоном падают на пол - я еще не слишком хорошо контролирую свою новую способность, однако остальные три продолжают свой причудливый хоровод.

- Лекс. - Голос Ри сбивает мою концентрацию и вихрь ослабевает.

- Извини, - бросает волчица, смотря на дрожащий в полу меч, который воткнулся в щель между каменными плитами пола. - Лекс, нас зовет Тавор и тебе нужно там быть.

Я вздрагиваю идти туда...

Все эти дни словно какая-то незримая черта разделила крепость Рамион на две части: в одной поселился я, в другой находиться ОНА. Маленькое златовласое чудо, которое что-то лопочет и улыбается, едва завидев мое лицо. Корка льда, покрывшая мое сердце, дает трещину, сквозь которую сочиться все еще не утихнувшая боль. Странным образом, даже сейчас, я чувствую эту маленькую девочку, спящую в своей колыбели безмятежным сном, словно уверенную в незыблемости стен окружающей ее крепости. Хотя, что эта кроха понимает?