Надежда Ожигина - Путь между

Сарр кратко глянул на него, но и этот мимолетный взгляд чуть было не прожег дыру в кафтане. Король так и не смог понять, что таилось под пожаром разбуженных углей старческих глаз. Одобрение? А может, подозрение? Или неудовольствие неуместным вмешательством?

Как бы то ни было, но со второй волной Старейшина Летописцев справился без посторонней помощи, и они беспрепятственно проникли внутрь скального барьера.

А вот дальше… В душе короля почему-то с самого начала царила уверенность, что все попытки окажутся тщетными, а его бредовая идея — единственно верным решением проблемы. Кто подсказал ему это безумие, с натяжкой названное подвигом?

Может, Эйви-Эйви, не признававший легких путей?

Или Та Самая, равнодушная к людским страданиям Судьба не оставила ему выбора, испытывая на прочность?

Усилия старого книжника оказались тщетны, и механики напрасно простукивали породу, и оружейники не узнавали собственной работы, упрочненной чужим колдовством. Педантично опробовав все до единой идеи, запутавшиеся в длинных, по-походному заплетенных бородах, Старейшина Эшви приказал доставать крюки и «кошачьи когти», проверить арбалет, стрелу с особым загнутым наконечником и прочно примотанной крепкой бечевой, готовить мост, состряпанный еще в Горе умельцами-ювелирами.

Штурмовать скалы короля и шута не пустили, велев собираться с силами в холодке. Десяток самых ловких (и самых легких) гномов цепкими пауками поползли наверх, срываясь и провисая на страховке, вырубая ступени, крепя крюки.

Это восхождение длилось целую вечность, и сломленный усталостью Денхольм задремал, устроившись на чьих-то мешках: инстинкт самосохранения, работавший и на рассудок, вырубил воспаленное сознание, отодвигая куда-то в дальние кладовые его души переживания за проводника и вовсю старающихся сломать себе шеи гномов.

— Зачем ты так рискуешь, брат? — спросил его строгий голос.

— Йоркхельд! — возликовала истосковавшаяся душа. — . Ну наконец-то!

— Наконец-то! — передразнил его голос. — Ты не ответил на вопрос, мальчишка…

— Я должен спасти своего проводника! Я полагал, ты знаешь, брат!

— Его уже не спасти: не спорь с Судьбой, Она сильнее. Не рискуй.

— Он столько раз прикрывал меня своей шкурой! — негодуя, возразил король. — Он столько раз спасал мне жизнь! Я не могу его бросить, брат! Я не могу его потерять!

— Ты уже потерял его. Потерял в тот момент, когда придурь занесла тебя на Восточный склон Сторожек. Туда, где Судьба взяла его под Свое беспощадное Крыло.

— Я буду биться с Ней до конца, — твердо пообещал король.

— Тебе просто не приходит в голову, что конец наступит скорее, чем ты ожидаешь. Ведь ты можешь сорваться и разбиться насмерть. — В родном голосе сквозила такая злость, что Денхольм не поверил собственным ушам. — Я слишком люблю тебя, брат, я не хочу твоей гибели ради спасения моего убийцы!

— Ты лжешь!

— Нет! Твой проводник — один из многих, убивших Йоркхельда I, короля-Менестреля.

— Тебя убил Горт!

— Возможно. Но кто выучил его тому удару? И разве он что-то решал, тот удар? Малышу просто повезло, больше, чем остальным… Как много их было, брат, возжелавших моей смерти! Как много их было, убивавших меня раз за разом! Как много их было, ударивших вслед за Гортом! Уходи отсюда, тебе нечего искать в этих скалах! Пусть Бородатые разбираются сами, не лезь в их дела!

— Это говоришь не ты, брат! — завопил вне себя от горя король. — И если впредь мне придется иметь дело с твоим подобием — лучше не приходи вовсе! Я хочу помнить тебя другим, мудрым и благородным.

— Благородство, братишка, отнюдь не корона праведника. Это скорее тяжелый камень на шее пловца. Это обуза для человека, мыслящего трезво. А потому не надо идеализировать мой образ, от него несет тошнотворно-сладкой патокой. Не рискуй понапрасну, брат, умоляю тебя: уходи!

— Пошел прочь! — отрезал Денхольм, пиная видение, словно приблудного вурдалака.

— Я хотел бы напомнить тебе, братец, что ты — король, — сухо заметил призрак, еще более расплывчатый, чем прежде. — Король Государства, стоящего на пороге войны. Однажды я совершил ошибку, поставив личные интересы над интересами страны. И проиграл корону.

— Трус!

— Я не трус, — возразило искаженное пространство голосом шута. — А тебе лучше просыпаться, куманек. Гномы вырубили наверху славную площадку, и я поднимаюсь пострелять из арбалета. Следующий ход — твой, если ты не передумал, конечно…