Игорь Гаврилов - Стальной арбитр

Торренс смотрел им вслед. Император неожиданно вышел из-за стола, раздвинул тяжелые шторы и встал у окна. Сильный ливень прекратился, теперь и гроза уходила прочь… На противоположной стене замка мерцали огни, пробиваясь через повисшую над землей сетку измороси. Через открытое окно кабинет изредка озаряли далекие уже молнии. Торренс вспоминал, происшедшее с ним три недели назад давило на плечи стопудовым грузом, и сквозь камни замковых стен владыка видел вновь свой парадный въезд в имперскую столицу.

…Кортеж Торренса I въезжал в Гелиархию. Город открылся взгляду сразу же, как только дорога перевалила вершину холма. Невысокие стены, построенные еще при Генрихе Объединителе, впоследствии были облицованы красным полированным гранитом. Ворота Владык, белые с золотом, поднимались над этим гигантским каменным кольцом. Прекрасный ансамбль дивных зданий, казалось, парил над стенами, их пятидесятифутовая высота скрадывалась перед величественными куполами дворца Имперских Советов и шпилями храма Посвящения, взлетевшими на высоту почти в четверть мили. Гигантские сами по себе, эти строения казались еще выше из-за того, что центральная часть имперской столицы стояла на огромном скальном монолите с почти плоской вершиной.

Все жители окрестных поселений, которые могли бросить работу и самостоятельно передвигаться, собрались вдоль дороги. Родители поднимали детей, чтобы те могли увидеть живого гелиарха, его семью, Посвященных.

Торренс I ехал на коне, облаченном в полный боевой доспех с рыцарским седлом с высокой лукой, сразу за клином кавалергардов в голове кортежа. Рядом с ним, скромно опустив голову, скакал только кардинал Сфорца. Кавалькада придворных, сверкая бриллиантовой россыпью на одеждах и сбруе, блистая зеркальными поверхностями полированных доспехов, окружала огромную, увитую цветами, карету императрицы Елены. С ней, буквально утонув в благоухающих цветах, ехали две дочери Торренса – Клаудия и Ноэми, четырех и семи лет от роду. У правой дверцы кареты гордо гарцевал четырнадцатилетний Карл, единственный сын и наследник Торренса.

Блестящая процессия, растянувшаяся на полмили, замыкалась по древней традиции коннетаблем и Великим имперским арбитром, которых сопровождал небольшой отряд дворян-кавалергардов. Следующий за императорским кортежем обоз неторопливо пылил далеко позади.

Спустившись в долину, дорога расширилась, и теперь она, прямая, как луч, вела к воротам, заранее раскрытым. Музыканты заиграли гимн, приветствуя императора… Вот раскрытые створки ворот остались позади, теперь перед Торренсом простиралась колоссальная площадь, выложенная мраморными плитами. Посреди площади стояли несколько человек в черных мантиях с белыми капюшонами. Император спешился и пошел к этой группе. Навстречу ему направился настоятель храма Посвящения отец Соломоний. Аскетическое лицо, седые волосы, темные глаза, неторопливая поступь мудрейшего из священнослужителей Империи – всё это в совокупности гипнотически воздействовало на окружающих, дарило им душевное спокойствие и уверенность в себе.

Они встретились в центре площади, гелиарх и Посвященный Богу.

Священник протянул Торренсу простой, из потемневшего и высохшего за века дерева, крест – символ веры, помнивший еще доимперские времена. Свита отца Соломония оставалась в отдалении, пока свершалась молитва. На сие таинство смотрели издали солдаты и дворяне, монахи и ремесленники, крестьяне и Высшие нотабли.

Окончив молитву, император встал на одно колено, поцеловал крест и почтительно возвратил его священнику, символизируя тем превосходство Божественной власти над властью мирской. Поднявшись, Торренс вскинул обе руки, давая знак. Остановившаяся свита пришла в движение, красочной рекой потекла через ворота, через площадь к огромной лестнице, которая вела на уровень главных храмов и дворцов имперской столицы.

Когда открытая карета императрицы въехала в город, восторженный гул многократно усилился. Людские толпы по обе стороны сдвинулись, оставив стофутовый проход. Гвардейцы уже с трудом сдерживали зевак – каждый бывший в столице в этот час стремился взглянуть на наследника Карла, принцесс и, конечно же, Елену – самую известную женщину государства. Под ноги коней падали цветы; народ всегда охотнее воздавал почести женщинам, представлявшим власть.

Маленький букетик ландышей упал прямо на колени Клаудии. Девочка, улыбаясь, вручила его матери. Императрица, держа скромные цветы у сердца, повернулась к приветствовавшим ее подданным. Зрачки ее расширились от ужаса…