Ксения Медведевич - Мне отмщение

Айяры, вопя на пределе легких, неслись вниз по склону.

С грохотом протопав по деревянному настилу над водостоком, задыхаясь, побежали мимо глухих заборов.

Уже не орали во всю глотку, только в груди надсадно свистело. А может, ветер зудел.

Влетев на - слава предвечному огню! - ярко освещенную базарную площадь, ушрусанцы врезались в толпу и только тогда перевели дух.

На них оборачивались. И поджимались, уступая дорогу - хотя, куда бежать теперь, Муса с Ибрахимом и сами сказать не могли. Главное, огни кругом! Люди! Дышат, ходят, видно их! Факелы трещат, овцы блеют! Хорошо! Жизнь!..

- Эй, брат! Муса, брат! Ибрахим, брат! Эй!

Совсем хорошо! От навеса чайханы к ним спешили товарищи!

Муса едва не упал в объятия Ваки:

- Ф-фух, огнем клянусь, я такого еще не видел, пусть задерет меня волк в ущелье, в бога же ж в душу, клянусь пометом Варагн и тысячи дивов!..

- Эй, как кричишь! - фыркнул Ваки и крепко хлопнул товарища по бурке, подняв облачко пыли.

Повылезавшие из чайханы заржали - во завернул! Побалтывая стаканчиками с чаем - ведь как были сюда побежали, с чем в руках сидели, так с ковриков и вскочили - все пошли обратно под навес.

- Подожди, не хочу чаю! Ничего не хочу! - отбивался Ибрахим. - Где Алхан? Побратим мой где?

Обтянутая дорогим сукном спина Ваки напряглась и закостенела.

А когда Ваки обернулся, стало видно, что и лицо у него такое же - твердое, как из камня. И глаза - холодные. Ваки тихо сказал:

- Помолчи, брат. Не надо трепать языком на площади.

Ибрахим открыл и закрыл рот, а у Мусы сердце камнем ухнуло в желудок и принялось бурно толкаться с кишками.

Все вернулись в чайхану. Последние посетители успели разойтись, хмуро косясь на широко, вразвалку ступающих айяров. Ушрусанцы сели тесным кружком, сдвинув головы.

- Мы нашли его мертвым в углу двора. Под дровами, - тихо сказал Ваки.

- К-как?..

- Лисица учуяла - залезла во двор и тявкать начала, подкапываться... помоечная тварь, думали, за отбросами копает, а она повизгивает, аж заходится...

- Это что же, кто-то разобрал поленницу, положил Алхана в углу, а потом накидал сверху дров?!..

- То-то и оно, - сжал челюсти Ваки. - Что во дворе полно народу было...

- А остальные? - быстро спросил Ибрахим. - Местные? Продавец фиников и...

- Нашли под крыльцом собственного дома. Запах пошел. Сняли половицы и...

- А... тот, другой?

- Куда пошел, там и отыскали. Куфия поверх всего в отхожем месте плавала...

Все сглотнули и запереглядывались.

- Это что ж, выходит, их за то, что они финики и девок нам продавали?

- Нет, - вдруг хрипло выдавил Муса. - Это не местные.

- А кто? - жестко спросил Ваки. - Мы тут с братьями подумали: надо брать по десять человек, и распинать на столбах - пока не сознаются, кто...

- Это не местные, - четко повторил айяр. - И вообще не... человек.

- Чего?

- Это мертвая баба, про которую по приезде рассказывали.

- Чего?

- Которая по айванам шлепает и монистом звенит.

- Чего-ооо?.. Баба мертвая? Из ихних страшилок?! - рявкнул Ваки.

Муса рыкнул и ахнул, все вздрогнули, подняли головы - и увидели, что Ваки крикнул слишком громко. Слонявшиеся вдоль навеса местные, как один, развернули головы и уставились на айяров с перекошенными от ужаса лицами.

- Ты, брат, лучше не кричи так сильно, - тихо сказал Ибрахим. - Потому как эту бабу мы только что у старой каабы встретили.

Разинув рты, все обернулись к нему.

- Всё как они рассказывают. Про мертвую бабу, которую от мужа в пустыне похитили, наигрались, а потом убили и прикопали неведомо где. Браслеты звенят, и следы остаются. Женские, босой ножки. И только мертвые вдоль дороги стоят, и кругом - тишина...

Все согласно ахнули и зачесали в затылках.

- В-вот ведь как знатно мы за сладким в Таиф съездили... - пробормотал Ваки и тоже поскреб в голове, сдвигая набок папаху.

Крики айяров затихали далеко внизу - ушрусанцы наверняка уже перебежали мостки над вади и влетели на улицы городка.

Звяк. Легкая ножка шагнула вперед.

Тарег медленно повернул голову.

И негромко сказал:

- Приветствую вас, почтеннейшая. Чем могу быть полезен?..

Призрачная женщина в разорванном на груди платье не ответила. Только пошатнулась, устало прикрывая ладонью лицо. Спутанные, незаплетенные волосы мотались густыми прядями.

Вдруг перед камнем захрустело - причем не щебенкой. А так, словно под тяжелой поступью крошились кости.

Ударил колючий, мощный порыв ветра. Пламя факелов легло набок, зачадило длинными темными языками - и с хлопками погасло.