Ксения Медведевич - Мне отмщение

Амаргин зябко повел плечами:

- У него, похоже, не выдержало сердце, Стрелок. Ну и... горе его доконало.

- Горе?..

- Да вроде как эти дурни не уследили. Когда из альхиба все выходили, Юсуф пошел сам по себе. Ну а куда он мог пойти, как ты думаешь, Стрелок...

- В масджид, - бесцветно отозвался Тарег.

- Да, в масджид. А... там... ну, словом, ты ночью слышал, что - там.

- Да, слышал...

- Ну вот он туда и вошел. Потом вышел. Сначала молчал. Потом долго плакал. А потом умер.

- Да. Умер.

Курица кудахтала и дрожала красной-красной бородкой. Высоконогая, голенастая, тощая пеструшка. Ко-ко-ко, мои цыплятки. Где ж ты был, Всевышний. Старик закрыл дорогу тварям. А Ты ему открыл дорогу прямо в ад. Милостивый, прощающий. Добрый Бог.

- Стрелок?..

- Прости, Амаргин. Но я не могу.

Лаонец наклонил голову и прищурился, чтобы посмотреть ему прямо в глаза:

- Что с тобой, Стрелок? Если ты останешься, он не воскреснет.

- Старик тут ни при чем, Амаргин. Я... не могу.

- Чего не можешь? Хватит говорить загадками!

- Я не могу покинуть пределов аш-Шарийа, - тихо сказал Тарег. - Посмотри на меня. Вторым зрением.

- Зачем? - золотистые глаза округлились.

- Вот сюда посмотри, - нерегиль дотронулся до шеи.

Амаргин озадаченно уставился на его палец.

- Я... беглый... сейчас. Поэтому это особо в глаза не бросается. Тоненькое стало, прозрачное. Но... оно... есть. Все равно есть.

Лаонец смотрел долго. Потом наклонился и придвинул нос к самой шее. Отодвинулся. Медленно, как во сне, сморгнул.

- Интересно получается... - пробормотал наконец. - Прости.

- За что? - усмехнулся Тарег.

Амаргин помялся:

- Неважно. Прости. Я... должен был догадаться.

- Такое помыслить нельзя, не то что догадаться, - Тарег говорил, а скулы сводило злобой. - Так что уехать в Хань у меня не получится, Амаргин. Я тут немного на привязи. Как говорят суфии, даже если птичка поймана за лапку тонкой ниткой, ей все равно не взлететь. Это они про душу, отягощенную желаниями, но мне тоже подходит.

- Да.

Амаргин все еще смотрел на почти незаметную петлю поводка Клятвы у него на шее. Неверяще. И похоже, с трудом подавляя ужас и отвращение. Да, такого лаонцы еще не видели, это точно.

- Вот так, Амаргин. Похоже, разные у нас с тобой дороги. А жаль.

- Мне тоже жаль, - все так же медленно ответил лаонец.

И тут же встряхнулся:

- Ну что ж, делу не поможешь. Но нам все равно пора.

Помолчав, добавил:

- Я так понимаю, что ты не сильно хочешь обратно на сворку. Так что...

Они одновременно посмотрели в сторону двора - никого.

- Пока только трое парнишек у ворот сидят, в зубах ковыряют, - усмехнулся, щуря золотые глаза, лаонец.

И вдруг рассмеялся, снова замотав косичками:

- Ха, зато вчера приходили от сиятельного принца - Амину сватали!

- Что?!

- Что-что, чести великой удостаивали! Мол, все равно вдовой ты осталась, такая вся знатная-красивая-статная, так что приходи ко мне в харим, любимой наложницей будешь!

- Где она?!

- Ты что, Стрелок? Тьфу, Та...

- Нет!

Он быстро вскинул палец, Амаргин не успел произнести имя.

- Прости.

- Где она?

- Да в доме сидит, а что?

- Что вы ответили посланцу?

- Да на хрен послали, что ему мы могли ответить, ты что...

- Вам нужно уходить. Сейчас же.

Веселье как холодной водой смыли с узкого смуглого лица:

- Ты думаешь, они...

- Я не думаю, - жестко ответил Тарег. - Я знаю. Это была не просьба и не приглашение, Амаргин. Это был приказ.

- Кому, Амине?

- Тебе! Ее вообще никто ни о чем не спрашивал! Она же женщина! Ты забыл, что сам мне рассказывал по дороге в Хайбар? Про скотину, у которой должен быть хозяин?

Тарег в жизни никогда не видел таких круглых глаз у сумеречника. У всех сумеречников они, как известно, по разрезу кошачьи. И округляются только от изумления. Нерегили так и говорили про странные события: "и у всех глаза стали круглыми". Вот и у Амаргина лицо сейчас было прямо как в присловье.

Тарег терпеливо пояснил:

- Ожидается, что ты ответишь каким-нибудь высокопарным дерьмом типа "и я увидел у своего дома следы льва и убоялся". А вечерком пришлешь сестренку. Вместе с какими-нибудь льстивыми стихами, вохваляющими щедрость и великодушие принца.

Глаза Амаргина так и оставались очень, очень круглыми.

- Ну, я, конечно, глава клана... И согласно древним установлениям... - промямлил он наконец. - Но чтоб так...

- Запомни, братишка, - очень серьезно сказал Тарег. - Женщину, попавшую в харим к влиятельному человеку, ты целой лаонской армией не выручишь. Она пропадет, канет, растворится. И ты никогда ее больше не увидишь - знатных женщин здесь из домов не выпускают, они ни с кем не разговаривают, никуда не ходят и никого не видят. Здесь не принято даже подавать виду, что ты знаешь, что у твоего друга есть жена - ее просто не существует ни для кого, кроме мужа. К тому же, Амина язычница. Ее вообще скрутят и продадут куда угодно и кому угодно, и никто пальцем не пошевельнет, чтобы ее выручить. Мы для них кафиры. Неверные. Желание правоверного для кафира - закон. А к вам посылал не просто ашшарит, Амаргин, а принц. Принц крови. Ему здешние толстобрюхие Амину, небось, предложили, чтоб вину загладить - как же, такой уважаемый человек в паломничество приехал, пожертвования привез, а тут - вот незадача! - война приключилась. Сколько хлопот доставили, неудобно...