Альфред Бестер, Роджер Желязны
Психолавка
Я сидел и озирался в полном отчаянии, когда мой шеф, Джерри Иган, просунул голову в дверь и спросил с мягким вирджинским акцентом:
— Можно мне войти, Альф?
Примостившись у дальнего конца моего огромного обеденного стола (ненавижу письменные столы!), он некоторое время наблюдал за мной, потом спросил:
— Ты что-нибудь потерял?
— Да чертов паспорт никак не могу найти!
— В карманах хорошо смотрел? А в плаще? А в саквояже?
— Да господи! По три раза!
Он принялся методично перебирать различные предметы, беспорядочно разбросанные на столе, потом вдруг замер и решительно двинулся к низким книжным полкам под окном. Из-за них он выудил мою фуражку с эмблемой Английского клуба автомобилистов. В ней-то паспорт и оказался!
— Но скажи, ради всего святого, как ты догадался, что он именно там?!
— Умение искать у меня от отца: он может воду с помощью ивового прута под землей найти.
— Да благословит его Господь! И тебя тоже!
— Знаешь, Альф, а я ведь хотел еще одно заграничное дельце тебе подсунуть… В Риме. Но довольно темное. Точнее, загадочное. Поспрашивай там насчет Черной Дыры, где некий Меняла Душ обитает, ладно?
— Звучит диковато. А что это за «дыра»?
— Да никто толком не знает. Одна моя девица там побывала, но говорить об этом не желает ни в какую. Вроде бы стесняется.
— И что ты предлагаешь?
— Ну, допустим, копать ты и сам умеешь. Если обнаружишь, что это какой-нибудь очередной салон великосветских бездельников, которые только и делают, что порхают с одного курорта на другой, сразу брось и забудь. Но если там действительно происходит нечто невероятное и творятся новые смертные грехи, тогда дадим материалу полную раскрутку.
— А хоть какую-нибудь наводку ты от этой чересчур стеснительной особы получил?
— Да, одно имя она обронила: Адам Мазер. Но больше ни слова.
— Мазер? А это случайно не аббревиатура какого-нибудь квантового усилителя'?
— Вот это ты и выясни, Альф. Ты же у нас гениальный янки с Севера. А я всего лишь неотесанный южанин.
Наш мир на 99 процентов состоит из обычных людей и 1 процента элиты. Обычные люди вечно чего-то боятся, опасаются собственного нонконформизма. А вот те, кто принадлежит к элите, пребывают в добрых взаимоотношениях не только с самими собой, но и со всем окружающим миром. На все им плевать, ничем их не испугаешь. И когда по Риму разнеслась молва, что я прилетел делать материал для роскошного журнала «Ригодон», меня тут же приняли в самом изысканном обществе, обласкали и направили в нужную сторону.
Так я и оказался за столиком в «Ла Корруте-ле» с Адамом Мазером. Мы выпивали и вели легкую светскую беседу. Мне уже сообщили, что Мазер и есть тот самый таинственный Меняла Душ, и, естественно, я предвкушал встречу с этаким Франкенштейном, графом Дракулой или совсем уж театральным персонажем в карнавальной маске. О, как я заблуждался!
Мазер был с ног до головы рыжий, точнее рыжевато-коричневый, отчего напоминал шкуру леопарда — рыжие волосы его были чуть темнее загорелой, несколько красноватой кожи, казавшейся просто обожженной солнцем и ветром. А вот прищуренные глаза его были абсолютно черными. Заостренные длинные ногти цвета слоновой кости напоминали когти зверя, зато прекрасные зубы сверкали белизной. А все вместе это производило просто потрясающее впечатление!
Когда мы сели за столик, он сперва неторопливо смерил меня взглядом и только после этого представился. Я тоже назвал себя. Он сказал, что слышал обо мне. Я ответил, что тоже о нем наслышан.
Он был само очарование и обходительность; прямо-таки представитель великосветского общества. Он много смеялся, но негромко, точно мурлыча, и речь у него была легкой, непринужденной. Но почему-то несколько неуверенной, точно ему приходилось постоянно подыскивать нужное (или более точное?) слово. А в общем, он был удивительно приятен в общении и совершенно открыт для собеседника — такими, с душой нараспашку, всегда кажутся те люди из одного процента элиты, которым на все наплевать. Я прикинул, что с ним может получиться очень симпатичное интервью, если, конечно, эта его Черная Дыра хоть чего-нибудь стоит.
— Адам Мазер — какое странное имя… — молвил я.
Он кивнул:
— Да. Это имя-компромисс.
— Между чем и чем?
— Мы ведь сейчас где-то в конце двадцатого века, не правда ли?
— Странный вопрос…
Читать дальше