Константин Костин: Ксенотанское зерно

Рано утром Якоб выехал и вот он уже около заветного камня. Вот только камень-то немаленький, в три обхвата. А старый Ганс позабыл уточнить, где именно около камня спрятаны деньги. Придется искать наугад…

Лопата воткнулась в землю.

— Доброе утро, парень, — окликнул Якоба проезжавший мимо крестьянин. Его волы остановились и завистливо посмотрели на пощипывающих на обочине травку волов Якоба.

— Доброе утро, уважаемый.

— Это зачем же ты камень-то обкапываешь? Думаешь, лучше расти будет?

— Да нет, — Якоб взглянул на глубокую канавку, окружившую валун уже на половину окружности, — Хочу обкопать, да домой отвезти.

— Ишь ты. Это зачем же?

— Так на расплод. У меня, видишь ты, только самки, а тут смотри, — парень хлопнул по теплому боку, — настоящий самец.

— Ты уверен? — прищурился крестьянин.-

— Уверен, уверен. Точно, самец.

— Ну, смотри. Куда хоть за расплодом приезжать?

— В Черный Холм.

— А, знаю, знаю. Дальше по дороге. Ты кто будешь?

— Якоб. Сын старого Ганса…

— Мельника, что ли? Знаю, знаю. Как он там?

— Вчера схоронили.

— Жаль, жаль… Хороший был человек, хороший… Ну, давай, копай. Бог тебе в помощь.

— Спасибо, уважаемый.

Якоб повернулся к камню…

— Кар! — сказал огромный черный ворон, нахально усевшийся прямо на "самца".

— А ну кыш, красное с зеленым!

Птица улетела. Якоб бросил ему вслед комок земли и продолжил копать.

— Уф…

Канавка вокруг валуна замкнулась. Денег не было. Или отец что-то напутал. Или деньги кто-то нашел. Или…

— Черное по желтому с лиловым…

Увидеть ворона было очень плохой приметой. Конечно, если бросить в его сторону землю, то примета не сработает. Он же бросил… Может, что-то не то? Вроде и день сегодня не постный, когда в ворона положено бросать не землей, а камнем… Или постный?

Якоб принялся было высчитывать дни — хотя когда это крестьянин путал их? — как вдруг ему вспомнились точные слова: "…Под камнем у дороги закопаны…". Не У камня, а ПОД камнем.

Вот болван.

Якоб поудобнее обхватил камень, крякнул, чуть приподнял…

— Эй ты, зелень красная!

Парень опустил камень на место и медленно повернулся. Неужели топот копыт за спиной не показался?

Конь — скотина дорогая, и по карману только дворянам. А крестьянину с дворянином встречаться совсем ни к чему. Правда, если ворон не был плохой приметой, то это мог оказаться и обеспеченный горожанин…

Не оказался. Ворон, чернота синяя с красным… Подгадил все-таки…

Рядом с повозкой Якоба на лохматой соловой лошади восседал дворянин. Пусть одеждой он не очень отличался от самого Якоба, видно бедный был, а сапоги, уверенно упиравшиеся в стремена, были и вовсе точными копиями Якобовых — если отвернуть голенище, там точно можно найти маленького черного гномика — клеймо мастера Шумахера из Штайнца. Одежда — не главное…

Дворянин может быть беден, как церковная мышь, может носить хоть обноски — если у него на боку шпага, ему должны подчиняться все простолюдины, даже если они детям на сладости за раз дарят больше, чем у дворянина когда-то было в кошельке.

У кого оружие — тот и властитель.

Как там в городах — Якоб не знал, но крестьянам было запрещено носить с собой либо на себе любое оружие. Даже нож. Даже топор. Дома, в сарае — держи, из дома — не выноси. Хочешь дров в лесу — ломай хворост голыми руками.

У крестьян оружия нет.

У дворянина на коне — было.

— Ты что здесь делаешь?

— Камень окапываю, господин.

— Ты что, дурак, зелень красная? Зачем он тебе?

— Хочу отнести в деревню, чтобы посмотреть, не родятся ли от него детки у моих камней, господин.

— Кто тебе сказал, что у камней бывают дети, зелень красная?

— Отец, господин.

Удар плети ожег плечо Якоба:

— Ты такой же дурак, как и твой отец, — беззлобно произнес дворянин.

— Да, господин.

— Убери своих волов, зелень красная, с МОЕЙ дороги!

Якоб подбежал к повозке и потянул волов в сторону.

Еще один удар:

— Поживее!

Волы сошли с дороги, Якоб низко поклонился, копыта дворянского коня застучали по дороге.

Многие дворяне думают, что спина у крестьян только для одного — как можно ниже сгибаться.

Парень выпрямился, подошел к камню и отбросил его в сторону. Во вмятом углублении виднелись следы копки. Пара взмахов лопатой — и вот он, горшок. Якоб вытряхнул маленький кулек, развернул.

Двенадцать серебряных монет. Вот это да…

— Спасибо, отец! — Якоб сжал монеты в кулаке, — Ведь этого хватит, чтобы доехать до Ксенотана! Да еще и на зерно останется! Спасибо!