Гай Гэвриел Кей: Дорога в Сарантий

Патриарх вмешался в разговор;

— Готов заявить, что я доволен. Мы не видим здесь ереси. Богу оказаны все почести, и земная слава Города должным образом изображена под покровительством Джада. Если император и его советники удовлетворены, мы одобрим этот рисунок от имени клириков господа и благословим работу и ее завершение.

— Благодарю, — произнес Валерий. Его кивок был быстрым, официальным. — Мы надеялись, что ты это скажешь. Это изображение достойно святилища, как мы считаем.

— Если это можно сделать, — заметил Закариос.

— Такая опасность всегда существует, — ответил Валерий. — Многое из того, что люди стремятся осуществить, заканчивается неудачей. Выпьешь еще вина?

Было уже очень поздно. И еще позднее, когда двое священников, архитектор и историк удалились, сопровождаемые Бдительными, которые должны были проводить их из квартала. Когда они покидали комнату, Закариос увидел, как Валерий подозвал одного из своих секретарей. Тот бросился к нему, спотыкаясь, из тени у стены. Дверь еще не успела закрыться, а император уже начал диктовать ему.

Закариос вспомнил эту картину, а также свое ощущение, глубокой ночью, пробудившись от сна.

Он редко видел сны, но в этом сне он стоял под куполом, сделанным родианином. Он был готов, завершен, и, глядя вверх при свете висящих канделябров, масляных ламп и массы свечей, Закариос понял его целиком, как единое целое, и осознал, что происходит на западной стороне, где напротив бога не было ничего, кроме заката.

Закат в то время, когда восходит Джад? Напротив бога? «Здесь все-таки есть ересь», — подумал он, внезапно садясь на постели, проснувшийся и растерянный. Но он не мог вспомнить, что это за ересь, и снова провалился в беспокойный сон. К утру он забыл все, кроме того момента, когда он вдруг вскочил в темноте, а сон о мозаике, залитой светом свечей, ускользнул от него в ночи, подобно воде в стремительном потоке, подобно падающим летним звездам, подобно прикосновению любимых, которые умерли и исчезли.

Все дело в том, чтобы видеть, всегда говорил Мартиниан, и Криспин учил тому же всех подмастерьев много лет, страстно в это веря. Ты видишь внутренним взором, смотришь с пристальным вниманием на мир и на то, что он тебе являет, тщательно подбираешь кусочки смальты камня и — если они есть — полудрагоценных камней! Стоишь или сидишь в палате дворца, или в церкви, или в спальне, или в пиршественном зале, где предстоит работать, и наблюдаешь, что происходит в течение дня при смене освещения, а потом ночью зажигаешь свечи или лампы, оплачивая их из своего кармана, если надо.

Ты подходишь вплотную к той поверхности, над которой будешь работать, прикасаешься к ней — как он делает сейчас, стоя на помосте на головокружительной высоте над полированными мраморными полами Святилища Артибаса в Сарантии, — и снова и снова осматриваешь и ощупываешь пальцами поверхность, предоставленную тебе. Никакая стена не бывает совершенно гладкой, никакая арка купола не может достичь совершенства. Дети Джада не созданы для совершенства. Но ты можешь воспользоваться недостатками. Можешь их компенсировать и даже превратить в достоинства… если ты знаешь, какие они и где они находятся.

Криспин вознамерился запомнить кривизну этого купола, на вид и на ощупь, прежде чем позволит уложить хотя бы нижний слой грубой штукатурки. Он победил в первом споре с Артибасом, получив неожиданную поддержку главы гильдии каменщиков. Влага — враг мозаик. Они должны наложить защитный слой смолы на все кирпичи и начать эту работу, как только он покончит с этим участком. Затем бригада плотников вобьет тысячи гвоздей с плоскими шляпками в этот слой и между кирпичами, оставив слегка выступающие шляпки, чтобы помочь схватиться первому, грубому слою штукатурки — шероховатой смеси песка с толченым кирпичом. Этот способ почти всегда применяют в Батиаре, но он практически неизвестен здесь, на востоке, и Криспин горячо настаивал, чтобы гвозди вошли глубоко, и тогда штукатурка прочно схватится, особенно на кривизне купола. Он собирался заставить их сделать то же самое и на стенах, хотя пока не сказал об этом Артибасу и плотникам. Кроме того, насчет стен у него были и другие идеи. О них он тоже пока не говорил.

После первого слоя штукатурки будет еще два, как они договорились, тонкий, а потом еще тоньше. И на последнем слое он будет работать вместе с выбранными им самим мастерами и подмастерьями, следуя рисункам, которые представил и которые уже одобрены двором и клириками. И в процессе работы будет стремиться изобразить здесь ту часть мира, какая ему известна и какую он сможет объять в одной мозаике. Не меньше.