Конечно, он оказывался в основном прав и достиг бессмертия тем, что стал первым святым, убитым фанатиками-язычниками в песках, когда они налетели с юга на Сорийю, следуя за собственным провидцем, вдохновленным звездами, и за его новым аскетичным учением.
Когда авангард этой армии пустыни достиг скалы-кинжала, на которой по-прежнему восседал отшельник — к тому времени превратившийся в старика, нечленораздельно излагающего свои убеждения и гневные проповеди и, по-видимому, неподвластного ветру и жгучему солнцу, — они некоторое время слушали его гневные обличения и забавлялись. Когда он начал кричать и плеваться в них, веселье угасло. Лучники нашпиговали его стрелами, как какое-то гротескное, колючее животное. Он упал со своего насеста, и падал долго. Отрезав, по своему обычаю, его половые органы, они бросили его в песках на поживу стервятникам.
Через два поколения великий патриарх Евмедий официально провозгласил его святым, обитающим среди святых страстотерпцев у Вечного Света, мудрецом, который совершал подтвержденные свидетелями чудеса.
В его официальном «Житии», составленном по заказу патриархом, рассказывалось, как Тилитик провел несколько тяжелых лет, отважно и верно служил своему императору в рядах имперской почты. Потом услышал гораздо более мощный зов и подчинился ему. В «Житии» трогательно повествуется о том, как святой человек потерял глаз в битве с диким львом в пустыне, спасая от гибели заблудившуюся девочку.
«Человек видит святого Джада внутренним взором, а не глазами этого мира», — так он якобы сказал рыдающей девочке и ее матери, одежды которой, запачканные кровью из ран мудреца, вошли потом в число священных реликвий Великого святилища в самом Сарантии.
В то время когда было написано «Житие святого Тилитика», клирики-летописцы то ли забыли, то ли сочли несущественной ту роль, которую сыграл мелкий родианский художник в путешествии святого человека к вечному Свету бога. Военный жаргон также приходит и уходит, изменяется и развивается. Никаких грубых, непристойных ассоциаций к тому времени уже не возникало при произнесении имени возлюбленного Джадом Пронобия.
В тот самый день, когда мозаичник Кай Криспин Варенский пережил два покушения на свою жизнь, впервые увидел купол Святилища божественной мудрости Джада в Сарантии и познакомился с людьми, которым предстояло определить грядущие дни его жизни под солнцем бога, далеко на западе, неподалеку от стен его родного города, состоялась церемония в гораздо меньшем по размеру святилище, для отделки которого наняли его с партнером, мастерами и подмастерьями.
Среди лесов Саврадии народ антов — вместе с врашами, инициями и другими языческими племенами этих диких земель — поклонялся своим предкам в День Мертвых и совершал кровавые обряды. Но, проникнув с боями на запад и на юг в Батиару, когда рухнула Родианская империя, они приняли веру в Джада, а также многие обычаи и обряды побежденных. Царь Гильдрих, в частности, во время своего долгого правления значительно продвинулся в деле консолидации своего народа на полуострове и достижения некоторой гармонии с покоренными, но все еще высокомерными родианами.
Считалось чрезвычайно неудачным, что Гильдрих Великий не оставил других живых наследников, кроме дочери.
Пускай анты теперь почитают Джада и доблестного Геладикоса, носят солнечные диски, строят и восстанавливают церкви, посещают бани и даже театры, заключили договор с могущественной Сарантийской империей в качестве суверенного государства, а не кучки племен, но они остались народом, который прославился краткостью правления своих лидеров и совершенно не приемлющим женского главенства. В определенных кругах не переставали изумляться тому, что царицу Гизеллу до сих пор не заставили выйти замуж или не убили.
По мнению вдумчивых наблюдателей, только неустойчивое равновесие между соперничающими группировками у власти поддерживало эту явно неприемлемую ситуацию до самого долго ожидаемого дня освящения мемориала Гильдриха у стен Варены.
Церемония состоялась поздней осенью, сразу же после завершения трехдневного праздника Дайкании, когда родиане имели обычай отдавать долг своим собственным предкам. У них были цивилизованные вера и общество: зажигали свечи, читали молитвы, но не проливали кровь.
Тем не менее довольно большое количество людей, тесно набившихся в расширенное и богато украшенное святилище, чувствовали себя плохо после излишеств Дайкании и втайне жалели, что сами не умерли. Среди многих родианских празднеств и святых дней в течение всего года пьяные гульбища Дайкании были восприняты антами с совершенно предсказуемым энтузиазмом.
Читать дальше