Наталия Ипатова: Сказки зимнего перекрестка

— Его только пусти, — беззлобно сказал Манфред. — За ним потом не приберешь. Не во зло будь сказано, этот читающий без разбору бог знаком со всеми социальными и асоциальными теориями со дня творения. Самое меньшее, на что способен наш хакерствующий Робин Гуд, так это перераспределить «всем поровну» банковские фонды. Пусть уж лучше читает, покуда человечество писать не разучилось: должен же кто-то из наших своим вниманием поощрять сию благородную страсть. Итак, вы готовы проследовать дальше?

— Если на то будет ваше позволение. Куда?

— Сюда, пожалуйста, — он уступил мне свое место. — Кнопки нажимать учить не надо?

— Да я уж мышкой, — отозвался я, глядя на стандартное оформление рабочего стола Window's 95 и пытаясь подавить острейший приступ мандража.

— Диск — в дисковод, обратно. Нет, пожалуйста, сами. Мне туда не надо, и не я туда записан. Сейчас мы пошлем ваш интерфейс в интерспейс.

Я еще слышал его голос и привычно хихикал над этой распространенной шуткой, когда меня подхватило и потащило куда-то в пульсирующий алюминиевый коридор, в лучших традициях «Виртуальной реальности». Какое-то время, показавшееся мне бесконечно долгим, я летел, повторяя его причудливые изгибы и выписывая замысловатые петли. Мой интерфейс тошнило самым физиологическим образом. Потом так же внезапно все кончилось, и я очнулся в полной темноте… на мокрой соломе. Поднявшись на трясущиеся ноги, я кое-как ощупал стены, оказавшиеся каменными и имевшие неправильную форму. Где-то поблизости блеяли. Пахло навозом.

Ничего себе — апофеоз!

В меня тыкались влажные носы каких-то кудрявых на ощупь созданий, предположительно — овец. Опасаясь на кого-нибудь наступить в темноте, я растолкал их руками и сел в освободившемся уголке, ожидая, когда на меня наконец обратят внимание, и переводя дух.

Сразу скажу, мне позволили это сделать, и прозябал я здесь достаточно долго. Потом в одном из направлений, своей непроглядной чернотой ничуть не отличавшемся от прочих, замерцал слабый огонек, раздался сперва приглушенный, а потом все более отчетливый деревянный постук, и спустя некоторое время в слабом свете лучины я узрел ветхую библейскую старуху с внешностью Джона Сильвера. Судя по ее облику, благодать Вифлеемской звезды ее еще не озарила.

— Ой! — сказала она. — Кто это? Чего это ты тут?

— Ожидаю, — объяснил я ей, как и советовал Вегар, вежливо, — пока госпожа Норна соблаговолит одарить меня своим вниманием.

Не моя вина, что это вышло издевательски. В конце концов, кто перед кем должен тут оправдываться?

— Вставай! — прошамкала она. — Пошли уж! Ягнят мне потопчешь.

Где-то в самом начале, кажется, уже шла речь о ягнятах. Это хорошо. Значит, я все же дошел до конца и «путь замкнул в кольцо». Однако выглядела бабка прескверно. Вдоль лица, напоминавшего яблоко, которому не повезло, свисали грязные спутанные космы, нос касался нижней губы, изо рта торчали редкие длинные зубы. На тощих плечах болтался рваный коричневый балахон, а причиной деревянного стука, который она издавала при ходьбе, служила суковатая клюка. Словом, облик у нее был живописный, но отнюдь не обнадеживающий.

Вход в загончик для ягнят перегораживала жердь. Выбираясь, я ее просто перешагнул. Бабка тащилась впереди, что-то недовольно бормоча, и хотя я старался держать мину, надежда на благополучное возвращение таяла у меня с каждым шагом. Не говоря уже о возмещении материального ущерба.

Я застал ведьму в момент ворожбы, в этом не было сомнения. На каменной приступке ее пещерного обиталища стояло тусклое зеркало, сплошь покрытое пятнами от мух и явно испокон веков незнакомое с волшебным эффектом сырой луковицы. Перед ним скорее чадили, чем горели, две вонючие свечи. На гончарном круге лежал комок сырой глины с отпечатками рук, и я не без ехидцы подумал, что богам не запрещено обжигать горшки, если им того очень уж хочется. В большом котле булькало травяное варево. Ну, и были еще прочие причиндалы, слишком уж нарочитые, чтобы относиться к ним серьезно.

Бабка села перед зеркалом, вполоборота ко мне, так, чтобы косить туда и сюда хотя бы одним глазом.

— Садись уж, — буркнула она мне, тыкая костлявой дланью в направлении лежанки, заваленной засаленным тряпьем. Наверное, ее собственной постели. — Полный круг прошел? Скандалить будешь? Права качать? Или возьмешься трясти меня за грудки, с пеной у рта выдвигая собственную модель?