Дмитрий Емец - Огненные врата

Варвара проследила глазами, как сумка приобретает нового хозяина, и сердито подозвала Добряка. Огромный пес, хорошо знавший интонации хозяйки, попытался спрятаться под диван, но пролезла только голова.

– Куда ползешь, скелетина! – рявкнула Варвара. – Иди потрошиться!.. Лежать-бояться, кому говорят!

«Гражданка Гормост» решительно завалила его на бок и, перевернув на спину, прижала к полу. Меф увидел, что Варвара сидит верхом на Добряке и, коленями зажимая ему голову, производит нечто вроде трепанации черепа с одновременным выкручиванием ушей. Добряк вертел головой и тряс мордой.

– Что ты делаешь? – спросила Дафна.

– Клещей достаю! – хищно пояснила Варвара. – Двенадцать штук вчера, и сегодня вот! И это в центре Москвы, где травы нету!.. А ну лежать, собаккер страшный!..

– Какие клещи? Энцефалитные?

Варвара придирчиво оглядела очередного клеща, прежде чем подпалить ему лапки зажигалкой.

– Ишь ты, как насосался!.. А фигус их знает, что у них на душе! Они не подписаны. Жирные вот попадаются, это да.

Когда Мефодий и Дафна собрались уходить, Корнелий напросился их провожать. Буслаев поднимался по лестнице, сквозь грубую ткань сумки ощупывая катар. Кинжал с Н-образной рукоятью сделал с ним то же, что с очень голодным человеком делает горбушка хлеба: разжег задремавший аппетит. Теперь он жалел, что отдал Эссиорху меч Арея. Тогда не пришлось бы, глотая сердце, улепетывать сегодня от темного стража в витрине, который к тому же оказался человеком! Вдвойне позор! Корнелий забегал вперед по ступенькам, оборачивался и, тараторя, жаловался, что Варвара относится к нему по-свински.

– Говорю ей, что люблю ее, а она как-то несерьезно это воспринимает… Ну ничего! Когда-нибудь она откроет дверь и увидит меня. Я буду лежать мертвый, с тремя мечами в груди, а рядом будут валяться двадцать стражей мрака, испепеленных моей флейтой.

– Двадцать пять… и не совсем испепеленных, – серьезно поправил Меф.

– Почему?

– Испепеленных сложно будет сосчитать. Ну пепел и пепел. А ты не убит, а ранен в мизинец, но мужественно переносишь боль.

«Трепет Тартара» мнительно посмотрел на Буслаева, проверяя, не издевается ли он.

– Не надо мне мелочной благотворительности! Я не такой хороший боец!.. Все же не пойму, зачем она так со мной?

На этот раз вопрос был определенно к Дафне. И явно задан от сердца. Меф решил помалкивать.

– Ты не почувствовал? Варвара злится. И обижается, – сказала Дафна.

– На кого? На меня? Что я ей сделал?

– При чем тут ты? На Арея, что он ее бросил. Арей постепенно приручил ее, а потом исчез. Варвара видит, что все люди, к которым она прирастает сердцем, исчезают или бросают ее. И боится привязаться к кому-то еще. Хотя, разумеется, рада, когда ты приходишь в гости.

Корнелий подпрыгнул, перемешав все свои веснушки.

– Она же до сих пор не знает, что… – медленно начал он.

– Так скажи! – мрачно предложил Меф.

Корнелий задумался.

– Нет. Не могу. И не буду.

Они подошли к «Арбатской». На электрических проводах болтались чьи-то старые кроссовки, связанные за шнурки. До них было метров шесть. Надо было очень постараться, чтобы добросить их туда.

– А теперь вы меня проводите! – потребовал Корнелий, созерцая кроссовки.

– Куда?

– Как куда? К Варваре.

– Ну уж нет! Что мы будем туда-сюда ходить?

– А я потом вас обратно провожу! – пообещал Корнелий, однако желающих не обнаружилось, и связному пришлось довольствоваться собственным обществом.

Домой Мефодий и Дафна вернулись около девяти вечера, когда пробудившееся после дневной жары общежитие кипело жизнью. Жившие на верхних этажах таксисты-бомбилы седлали железных коней, поили их бензином и отправлялись к метро создавать очереди. В сарайчике рядом с шаурмой разделывали туши. Оттуда доносились хэканье и глухие удары топора. На волейбольной площадке смуглые дети играли в футбол. Изредка кто-нибудь врезался в неснятую сетку, что очень веселило остальных.

На скамейке со сломанной спинкой сидела парочка и развлекала себя гоблинскими играми. Она пыталась стукнуть его по носу. Он выворачивал ей руки и сдавливал шею. Когда он ее отпускал, она пинала его, и все повторялось заново. Оба выглядели довольными. Дафне это показалось отвратительно грубым, однако Меф неожиданно заинтересовался.