Лев Власенко - Рассказы - 2005-2010

Гийом отвернулся. Налетевший ветер всколыхнул окружавшее их море травы, сбросил с головы короля капюшон и растрепал короткие волосы, тронутые сединой. Это был тот самый человек, который на Сенлакском поле вел своих воинов в атаку и рисковал жизнью ради вожделенной короны. И вот, он получил ее. Архиепископ Йоркский возложил на иноземного герцога корону, отдав свою страну на разграбление нормандцу.

— Упрямцы не признали бы вас своим королем, будь вы хоть сыном Господа.

— Не смей богохульствовать, Роберт!

Гийом всегда был набожным, как утверждали его приближенные — вера короля граничила с фанатизмом.

— Как вам будет угодно, мой господин. Но ни один народ добровольно не признает чужеземца своим королем, — упрямо продолжал Роберт. — Так поступят лишь предатели, которыми вы окружаете себя…

— Всюду предательство и измена! — воскликнул король. — Я желаю вернуться к родным берегам, но этот остров держит меня. Проклятые англы не желают преклонить колени, я знаю, что стоит мне поднять парус, и они тотчас же позабудут, кого короновали в Кентерберийском аббатстве холодным утром Рождественского дня.

Король замолчал. Никто не мог упрекнуть Гийома в трусости, но иногда на него нисходила тьма — он видел в каждом приближенном предателя и затаившегося убийцу в каждой тени. В такие дни король беспрестанно молился или же, взяв с собой Роберта Каминса, надолго исчезал, оставляя придворных в недоумении и беспокойстве.

— Корона… — Гийом криво усмехнулся. — Господь обрек меня на тяжкое бремя. Сидеть на престоле и внимать чужим просьбам, не имея возможности вернуться к собственным тяготам, принимать решения и знать, что каждый бедняк Лондона будет думать о том, что справился бы с этим лучше короля… Ты хочешь спросить о том, желаю ли я нести эту ношу, Роберт?

— Если мой король пожелает сообщить мне об этом, — уклончиво ответил Каминс.

— Всей своей душой я жажду быть королем, но, клянусь, это не делает корону легче!

Роберт Каминс молча слушал своего господина.

— Я решил, Роберт. Мы возвращаемся домой. Этот остров истощает меня, иногда мне даже кажется, что не стоило ступать на его землю…

Король нахмурился, но вот лицо его прояснилось, и он весело рассмеялся, хлопнув Роберта по плечу.

— Но я вернусь сюда, чтобы стать королем не только на словах, но и на деле. Англы подчинятся мне, иначе я выжгу их остров дотла! На этом холме я построю крепость из белого камня, откуда буду управлять своим королевством. Она простоит вечно или, по крайне мере, до тех пор, пока здесь не переведутся эти проклятые вороны!

Он долго рассказывал Роберту о своих планах и мечтах, пока они возвращались в город.

Гийом, прозванный Завоевателем, не знал, что никогда не увидит крепость, задуманную им здесь. Не знал, что погибнет из-за нелепого случая при взятии Манта. Также как и не знал Роберт Каминс, будущий граф Нортумбрии, что ему суждено лечь в могилу раньше своего герцога, будучи предательски убитым душным осенним днем следующего года — в Дархеме.

Об этом знали лишь кружащие над ними вороны, но вещие птицы пожелали смолчать…

***

Башни крепко держались своих призраков. Они всегда были здесь: вечные, неизбывные. Заключенные в их стенах, они прогуливаются по Тауэрскому лугу, стонут в Кровавой Башне, скрываются в тени Ворот Предателей и ждут, когда придет день освобождения и крепостная стена рухнет, выпуская их на волю.

…Блуждает по пустым коридорам шотландец Уоллес, держа в руках собственную отрубленную голову. Бесшумно покачивается на черном дереве белая женская фигурка. Скорбная процессия жен короля Генриха продолжает свой хоровод вокруг нее. Призраки Тауэра - их множество, восставших на пути королевской воли, умерших — но не ушедших, потому что ничто не уходит бесследно. Их кровь, плоть и души впитали земля и камень древней крепости и, если замолчать и прислушаться, то кроме стука своего сердца можно услышать их стоны, разносимые ветром. Они ждут того часа, когда смогут выместить свою злобу и ненависть, свою предсмертную боль и отчаяние. Они ждут. Лишь кажущиеся столь надежными стены удерживают их. Но призраки умеют ждать. Пока еще есть в Тауэре черные вороны — призракам остается только ждать.

***

— Вильгельм был всем хорош, свиреп — но хорош. Иногда я даже жалею, что он так глупо умер…

— Его лошадь оступилась, Мунин. Лошади не оступаются просто так, — глубокомысленно заметил Хугин. — И все же он был не Артур.