Анатоль Нат - Операция Бешеные лошади

За раздражением, демонстративно написанным на его лице, хорошо было видно как Корнея покидает до того тщательно скрываемое от Сидора безпокойство.

— И тебе спасибо на добром слове, — Сидор едва смог найти в себе силы немного раздвинуть губы в улыбке. — Я тоже рад что ты живой.

— Ребята санитары, все, как один грозились, что в следующий раз они сами тебя прибьют, чтоб дурью подобной не маялся. А то, жалуются, возиться потом много приходится, — невесело пошутил Корней. — Чижол ты больно таскать тебя на закорках по всему полю, да потом ворочать твою неподвижную колоду в гамаке.

— Жалуются, значит, — через силу улыбнулся Сидор. — Это хорошо. Хуже было если б вообще не интересовались.

— Ну это вряд ли, — тихо проговорил отвернувшись Корней.

Сидор, отвлёкшийся на надоедливую муху, его не расслышал.

— А это что? — скосил он глаза в угол кибитки, заваленный каким-то железом. — Никак трофеев натащили? — слабо пошевелил он пальцами, пытаясь указать на заваленный каким-то острым железом широкий и низкий походный сундук. — Ишь ты как много, — подивился он. — Хорошо, что хоть железа, а не пилюль всяких, — слабо пошутил он.

— Не боись, — скупо улыбнулся Корней. — Будут тебе и пилюли. Ящеры твои, из обоза, как узнали, что ты живой, так настоящее безобразие учинили. До того тихо сидели, словно пришибленные, считали что тебя рыцарь всё…, того…, - Корней сделал характерную отмашку поперёк горла. — Не верили что бронь твоя выдержала такой удар и что сам ты после этого живой в ней останешься. Да и никто не верил, честно говоря, — тихо проговорил он.

Так что, ты бы их приструнил, что ли, ящеров своих. А то совсем обнаглели. Всё-то у нас по их мнению не так. И врачи не такие, и всё остальное прочее не такое. Пока их до тебя полудохлого не допустили, так и не успокоились. А Пилюлькина нашего, дежурного лекаря из училиша, так вообще грозились прибить, когда он к тебе при них попытался сунуться. Так беднягу зашугали, что он теперь к твоей кибитке и близко подойти боится.

Надеюсь, что теперь хоть поуспокоятся.

Обещались за пару недель тебя на ноги поставить. Пока прошла только неделя, — скупо улыбнулся он. — А то прям, как собаки какие были. Всю неделю не давали с места тронуться. Хотя, — улыбнулся он, — нам и без их указивок было чем всё это время здесь заняться. Наследство от рыцарей досталось бога-а-атое, — окончательно расплылся он в довольной улыбке и сразу стало хорошо заметно что дела у него идут не просто хорошо, а очень хорошо, просто отлично, и лишь безпокойство за Сидора портит ему настоящий момент торжества.

Ребята твои рассказывали, — Корней буквально цвёл в тридцать два зуба, — те, кто тебя в момент твоего триумфа видел, что ты красиво взлетел. Прям, как птица. Они тогда так и подумали — всё, нет больше нашего Сидора. Как ваши земляне сказали? — Корней поднял глаза к низкому потолку кибитки, вспоминая, — "Всё! Нет больше Сидора! Отлетался наш Сидор. Остался от нашего Сидора не Сидор, а один сплошной Икар".

Может разъяснишь мне, тёмному местному аборигену, что это за птица такая — Икар? — с улыбкой посмотрел он на него. — А то вдруг помрёшь, и я так и не узнаю.

По улыбке, промелькнувшей в глубине его глаз сразу стало понятно, что кто такой Икар тот прекрасно был осведомлён. Видимо ему просто хотелось пошутить с больным, расшевелить его немного.

— Не, — улыбнулся слабой улыбкой Сидор. — Как говаривал знаменитый в иных местах литературный персонаж Рабинович: "Не дождётесь".

Помолчав, глядя на смутившегося под его насмешливым взглядом Корнея, он неожиданно поинтересовался:

— А чего ты врача вашего отрядного Пилюлькиным обзываешь? У него что, фамилия такая?

— Да нет, — Корней ещё больше расплылся в широкой, радостной улыбке. — Фамилия у него обычная и зовут его просто — Яцык Голота. А Пилюлькиным его Машка моя обозвала, как только он у нас в училище первый раз появился. За то что корчил из себя не пойми что.

Так и прижилось с тех пор, Пилюлькин да Пилюлькин. А теперь, когда его ещё и ящеры Пилюлькиным обозвали, и от твоего тельца прогнали, так его даже за врача никто больше не считает. Ни к чему серьёзному не допускают больше беднягу. Совсем несчастный парень остатков былого уважения лишился.

Теперь уж и не обижается, — насмешливо махнул он рукой. — Привык и смирился, наверное.

Тут с твоими ящерами вообще-то штука занятная вышла, — Корней с неожиданно проступившим на лице лёгким недоумением, рассеянно почесал висок правым указательным пальцем. — Как тебя ранило, то есть расшибло, — поправился он, — так их словно подменили. Полное впечатление, что словно проснулись. То сидели и никуда не лезли, а тут…