Ночная Всадница: Дочь Волдеморта

Девочке было два года в канун того самого про́клятого для Беллатрисы и счастливого для магического мира Хэллоуина. Тогда Белла потеряла последние капли разума, перестала быть человеком.

В первые дни, когда она металась, совершая ошибку за ошибкой в поисках способа вернуть Темного Лорда, Нарцисса забрала маленькую Кадмину к себе.

Но вскоре её сестра попала в Азкабан вместе с названым отцом дочери Волдеморта. Нарцисса не могла оставить ребенка у себя — она просто побоялась пойти на столь рискованный шаг. К тому же, забота о дочери Лестрейнджей могла выйти боком на суде, который ещё только предстоял её мужу.

Другая магическая семья никогда не взяла бы к себе такого ребенка, да Нарцисса и не отдала бы её волшебникам. Но что тогда? Опекунский совет Министерства магии? Маггловский приют?

«Нельзя, — твердила ведьма сама себе изо дня в день. — Нельзя».

Кадмина Лестрейндж должна была исчезнуть для магического мира, безвременно и трагически скончаться…

Женщина отдала ребенка в обыкновенную маггловскую семью. Она ни слова не сказала о причастности девочки к миру магии, а немного волшебства сделало решение новых родителей твердым и непоколебимым. И Нарцисса Малфой обрела относительный покой, избавившись хотя бы от этого тяжкого груза обязательств.

А девочка, получившая другое имя и новую семью, росла… И однажды дрожащими пальцами распечатала письмо, принесенное взъерошенной бурой совой. Письмо с приглашением в Хогвартс.

Молодая гриффиндорка никогда и никому не расскажет о том, как мысленно молила Шляпу не отправлять её на факультет Слизерин. Молила страстно и настойчиво, потому что ещё дома изучила «Историю Хогвартса» и видела для себя совсем иной путь.

Возможно, Гермиона Грэйнджер никогда не узнает о том, чья она дочь…

19 июля 1997 года, лето после VI курса…

Гермиона проснулась в своей постели и сладко потянулась, но тут же застыла, осознав истинную причину своего пробуждения: из гостиной слышались тщетно приглушаемые и временами переходящие на крик голоса. Девушка замерла и прислушалась.

— … не имеете никакого права, — шипел её отец.

— Не вам рассказывать мне о моих правах, — произнес в ответ ледяной женский голос.

— У нас был уговор, — со слезами в голосе сказала миссис Грэйнджер. — Она ничего не знает… И вы даже не понимаете… Она не такая, как все.

— Знаю, — холодно оборвала незнакомая женщина. — Прекрасно знаю всё. О том, какая она, мне было ведомо задолго до того, как она попала к вам. Если вы не позволите мне поговорить с ней, я просто заколдую вас.

Гермиона уже не слушала. Она соскочила с постели, схватила с тумбочки волшебную палочку и, перелетая через ступеньки, с бешено бьющимся сердцем выскочила в гостиную. Выскочила и остолбенела.

Она знала женщину, говорившую сейчас с её испуганными родителями, знала и запомнила, хотя видела всего два раза в жизни. Лишь несколько минут три года назад, во время Чемпионата мира по квиддичу и не многим более — прошлым летом, в магазине мадам Малкин. Здесь, в гостиной её родительского дома, стояла Нарцисса Малфой.

«Мать Драко Малфоя, жена Люциуса Малфоя и, скорее всего, Пожирательница Смерти…» — пронеслось в голове Гермионы, а по спине побежал холодок.

Девушка сделала шаг назад.

— Что вы тут делаете?

Миссис Малфой окинула её оценивающим взглядом, задержавшимся на карих глазах юной ведьмы. Повисло неловкое молчание.

— Что?! — не выдержала Гермиона, судорожно сжимая за спиной волшебную палочку и пытаясь унять закипающую панику.