Мери Кирчофф - Его Величество Флинт

– Да, зачем это? – отрезала Периан.

– Я тебе покажу. – Флинт повернулся к своему тестовому отряду. – Все, возьмите по камню и встаньте на свои позиции. – Началось всеобщее смешивание, толкание, искание камней и обмен ими, пока Флинт не отдал следующий приказ. – Погодите. Давайте попробуем что-то одно. Все, поднимите по одному камню.

– А теперь, все, поставьте щиты так, как я вам говорил.

– А теперь, по моему приказу все пойдут к стене, к пещере, откуда появился монстр и, когда я скажу «бросай», бросят камень в стену. – Агары потопали по извилистой дорожке к стене. Когда Флинт прокричал «Бросай!», они побросали щиты и закидали стену камнями, после чего попадали на землю, смеясь, борясь друг с дружкой и царапаясь.

Флинт обернулся к Периан:

– Может, гномам холмов уже следует бежать? Это безнадежно.

Периан уставилась на перемешанную кучу Агаров на полу.

– Ерунда. Я вижу значительный прогресс. Как ты называешь этот маневр? – спросила она.

– Клин. – вздохнул Флинт.

Этот самый клин, который Агары быстро переименовали в Клен, Агарпульта и общие занятия по метанию камней в цель и составили основу тренировочного процесса. Периан с удовольствием отметила, что Агары оказались отличными метателями камней и слизневых бомб (как она узнала позже, это умение развивалось во время регулярных перебрасываний остатками пищи). Агарпульта им просто нравилась, и они показывали отменные результаты если не на точность, то на дальность.

Но как был глубоко убежден Флинт, их основной силой был маневр Клена. По окончании тренировочного процесса, овражные гномы могли уже небольшой группкой бегом пересечь Комнату Большого Неба, запустить макеты слизневых бомб в цель и прибежать назад – и все это без лишних приказаний по пути.

Два дня – это все же было только два дня.

– Почему Король хмуриться каждый раз мы заниматься войной? – спросил Номскул. – Он выглядеть хуже, чем старая сморщенная грибковая спора.

Флинт только сердито посмотрел на шамана Агаров. Скрипя зубами, больше не в силах наблюдать за жалкими потугами овражных гномов на марше, он выкрикнул:

– Послушайте меня, херрны и фролин! – он хлопнул в ладоши и после продолжительной давки и выкалывания глаз, перед Флинтом собралась толпа, которая выявляла к нему некое подобие внимания.

– Что вам нужно, друзья, так это какой-то стимул для работы, подгоняющий ритм, который синхронизирует и объединяет вас в непреодолимую силу. – Периан хмыкнула в кулачок, и Флинт толкнул ее локтем. Он вышел вперед, чтобы прошагать перед ними, заложив руки за спину и уставившись под ноги. – Именно поэтому, я решил научить вас особой, священной, королевской песне гномов. – среди собравшихся Агаров воцарилась гробовая тишина.

– Король?

Флинт раздраженно поднял взгляд, чтобы увидеть Номскула, машущего рукой у него над головой.

– Мы знать хорошая песня! – гордо сообщил шаман.

По толпе пробежали согласные кивки. И пока Флинт успел их остановить, овражные гномы затянули хриплый мотив.

Большое, горячее солнце,

Что жгущее глаз,

Умирает во время дня.

Вот и уснула в небе листва,

И пылающие букашки

От большого-большого огня.

Спи, Старик,

Спите и вы, деревья,

Зовущие нас на обед,

Ведь в пламени уже листва.

Ну и что с того, все равно,

Ведь к зиме опадет она.

– Нет, нет, НЕТ! – Флинт с трудом перекрикивал эту какофонию. Он ударил по ладони подобранной палкой. Равно или поздно, их песня должна была кончиться. – Я хочу, чтобы вы услышали настоящую песню. Походную Песнь Гномов, которая является частью вашего наследия. А теперь, слушайте.

Флинт прочистил горло и как-то подсознательно выпрямил спину. Его голос, приятно низкий и отмеченный некоей хрипотцой, затянул первый куплет песни, которую он не пел уже много лет, с тех пор, как оставил гномов.

Глубоко под горой из руды и огня

Возникает железо и сталь топора.

Рукоятку потом для него подберем,

А пока раскалим и слегка откуем.

Так дыханье горы порождает войну,

Для солдата топор – как отец и как брат.

Ты под гору вернешься на смятом щите,

Коль со славой не сможешь вернуться назад.

И пусть в лоне горы топоры рождены,

Они грезят во сне о холодных камнях,

Где метал в рудной жиле до срока сокрыт,

Ведь железо и камень от века родня

И солдатское сердце сродни топорам,