Олег Верещагин - Оруженосец

Туннас опять что-то сказал, кивая вслед воинам. Пашка вздохнул:

— Эх, не понимаю… А то бы спросил, скоро ли придём…

Дождь между тем перестал, и над деревьями расчистилось небо, появилось солнце. У Пашки возникла ещё одна проблема — всё сильней хотелось в сортир обеими способами. А что-то подсказывало: вряд ли из-за этого станут останавливаться. Почему-то невозможность такого элементарного дела, то, что он и тут зависит от чужой воли, мальчишку обозлила донельзя. Кроме того, желание становилось довольно-таки мучительным. И орки, и их волки решали эту проблему, не останавливаясь, но это вызывало лишь отвращение, а не желание последовать их примеру.

Пашка уже начал изводиться всерьёз, когда вдруг потянуло в ещё сыром воздухе дымом, потом послышались собачий лай и людские голоса, справа резко, сразу началась росчисть, на которой что-то делали люди — десятка три, а за нею поднимались дымки над какими-то строениями. От дороги стремглав улепётывали к работающим в поле дети, штук десять — бежали и вопили. К тому времени, когда колонна подошла к деревне, навстречу уже вышло не меньше дюжины мужчин — с большими топорами и копьями, снабжёнными широкими наконечниками. Их возглавлял здоровенный старик… или просто седой, потому что никаких других признаков старости заметно в нём не было, и жест длинной узловатой руки, украшенной золотыми браслетами (седой был гол по пояс), выглядел королевски-повелительным.

Колонна остановилась. Пузатый «босс», как окрестил Пашка начальника конвоя, спешился и заговорил с седым. Остальные разглядывали конвой хмуро и напряжённо. Пашка заметил, что в поле все побросали работу, а убежавшие было дети подошли почти вплотную. Они были только в цветастых клетчатых рубахах — черно-белых, — не сразу поймёшь, где мальчишки, где девчонки; все лохматые, рыжие, длинноволосые, чудовищно грязные, но с живыми, ясными глазами — любопытными, немного испуганными и явственно жалеющими. Заметил Пашка и то, что орочий конвой старается держаться как можно ближе к рабам и подальше от местных людей. Орки не галдели, не задирались и вообще вели себя тихо.

Седой тем временем именно на орков пару раз и показал, а потом, когда толстяк что-то стал возражать, отмахнул рукой — как мечом рубанул. И толстяк тоже махнул рукой, но с досадливо-согласным видом, а потом отдал короткую команду — и волчьи всадники порысили дальше по дороге. Следом пошли полдюжины местных мужчин. Остальные окружили рабов, и колонна снова двинулась. Седой прикрикнул и на детей, и на работников в поле, а сам пошёл рядом со спешившимися конвоирами-людьми.

Кряжистый молодой бородач из местных, занявший место рядом с Пашкой, хмуро посматривал на мальчишку, качал копьём, потом крикнул в голову:

— Hay, wir strappa sveyni? Im dennat tarkan, im'sta yothejd… Tennka yearn torra mitr, tok hyllda! [22] Эй, куда гоните мальчишку? Он не нуменорец, он йотеод… Сменяйте его мне, заплачу золотом! (талиска).

Пашка быстро закрутил головой, встретил взгляд Туннаса — отчаянный и в то же время как бы говоривший: «Повезло…» — но седой отмахнулся, и бородач, ещё что-то проворчав, сожалеющее посмотрел на Пашку и больше не говорил ничего. Пашка так и не понял, чего тот хотел…

…Деревня оказалась за невысоким, но добротным частоколом — с помостом для воинов, с мощными — впрочем, открытыми настежь — воротами. Странным Пашке показалось только одно — каменные воротные столбы, покрытые резьбой в виде вьющихся бесконечно цветов и стеблей. Столбы эти совершенно не вязались с общим видом деревни, где было грязно (впрочем, может, это после зимы?), а дома, сложенные из каменных плиток, законопаченных в широких щелях желтоватым мхом, бурели плоскими соломенными крышами.

Таким же было помещение, в которое привели рабов. Впрочем, нет — хуже, потому что тут никто не удосужился законопатить щели мхом и пахло очень знакомо Пашке — свиньями. Под КПЗ решили приспособить то ли брошенный, то ли временно пустующий хлев (запах из таких мест почти никогда не выветривается).

Но это была крыша над головой. Плюс к этому рабов расковали. Хотя, как и опасался Пашка, туалета тут не предусмотрели. Впрочем, подумал он об этом, уже сделав свои дела у дальней стены. И вздохнул. Что тут скажешь… Всё не в штаны, уже маленькая победа.

Трое местных натаскали внутрь соломы. Прошлогодней, но много, чуть ли не стог. А через пять минут после этого, не больше, появилась женщина, которая принесла вместе с двумя мальчишками несколько большущих плоских лепёшек и два здоровенных круга сыра. Что-то приговаривая, она ловко разделила еду на всех. Пашка опять взбеленился на свою глухонемоту — многие о чём-то спрашивали и её, и мальчишек, и все трое охотно отвечали. Напоследок те же пацаны приволокли бадью с водой — и двери заперли. По поведению своих спутников Пашка понял — всё, больше сегодня никуда не погонят.