Виктор курил и мрачно смотрел в какую-то точку на горизонте. Я тяжело вздохнула: с одной стороны хочется чем-то ему помочь, с другой стороны… Виктор натура такая… Он, как все больные в стадии длительной ремиссии, очень впечатлительный, ко всему накладывается бурная творческая деятельность. Творческие люди в принципе немного двинутые, но одно накладывается на другое… Я посмотрела на балкон, Виктор просто курил сигареты одну за одной.
- Просто решил не париться о здоровье. Все равно помирать, - как бы между делом сказала я, становясь рядом с ним на балкон.
- Я так понимаю, ты меня сейчас утешить хочешь? - усмехнулся Виктор.
- Я уже не знаю, как вывернуться! - фыркнула я. - Я вьюсь вокруг тебя, успокаиваю, а ты мрачен, куришь, на меня внимания не обращаешь. Я понимаю тебя, ты всем впечатляешься быстро и глубоко, но всему есть передел! Я старалась тебя утешить, ты не хочешь принимать утешения, попробуй принять хотя бы колкости, если не хочешь, чтобы я сочувствовала тебе по-человечески.
Я развернулась и ушла, уже коря себя за то, что сделала. Набросилась на человека ни с того ни с сего, дала понять, что он полнейший идиот, при том, что ему и так не сладко. Можно просто сказать, что он глуп, потому что так расстроился из-за какой-то старухи. Я так не думаю. Мужчины чувствительнее, чем принято думать. Он же не каменный. Старается быть сильным, только ради того, чтобы не мучить меня, а я показала себя не в самом лучшем свете. Что я мучаюсь, что он все-таки меня мучает.
Он не каменный, а я не железная. Почему бы просто не разделить это на двоих? Мы же вместе вроде бы как. Значит, все должно быть поровну, не только радости.
Я шмыгнула носом от обиды. И стала отирать плиту, чтобы как-то успокоиться.
- Прости родная, я весь в себе был, - Виктор обволок меня сзади теплотой и нежностью, - не хотел навешивать.
Лучше бы он остановился. Мои взвинченные обидой нервы на секунду дрогнули и едва не дали взрыв. Я вырвалась из его объятий и отошла к окну, едва не сказав, каких-нибудь неприятных слов из-за которых мы можем поссориться. "Спокойно, Брижит, спокойно. У него тяжелый день, ты должна быть последовательной до конца", - успокаивала себя я. Я медленно повернулась к любимому лицом и вымучила улыбку. Нас обоих грызло чувство вины, и я видела это по тому, каким виноватым было его лицо.
- Я понимаю тебе тяжело, - мы обнялись, - но постарайся отнестись к этому, как к злой иронии судьбы, а не предсказанию.
- Хорошо, что ты у меня есть, - Виктор гладил меня по волосам, - Я никому тебя не отдам.
- Только не вздумай ревновать, - заметила я.
- Никогда. Веришь? - Виктор улыбнулся мне.
Я сделала вид, что сомневаюсь.
- Верю, родной, верю. Ты есть хочешь?
- Все еще нет.
В комнате зазвонил телефон. Я пошла за трубкой, пришло смс от доктора, в котором он еще раз выражал мне свое величайшее негодование по поводу девиаций.
- И как ван Чеху удается быть таким занудой? - удивилась я, отвечая: "Если уж не можете без меня и час прожить, то хотя бы постеснялись жениться".
- О, милейший шлет тебе смс-ки? - ухмыльнулся Виктор.
- Да, достал уже. Не нравится ему моя тема диплома, - фыркнула я.
- Он твой научный?
- Чего?
- Руководитель, - Виктор сел на диван и внимательно посмотрел на меня.
- Да, есть такое. Он теперь мой наставник, коллега, да еще и научный руководитель… Да, и руководитель дипломной практики тоже.
- Теперь ван Чеха в твоей жизни станет в 4 раза больше, - тихо сказал Виктор, интонации его мне не понравились, и я исподлобья глянула на него.
- Не понимаю, о чем ты.
- Я о том, чтобы ты не забывала, что есть еще и я.
- Я когда-то забывала об этом? - в эту фразу я вложила всю повелительность, на которую была способна.
- Нет, - улыбнулся Виктор, - не забывала. Просто боюсь, мало ли.
- Что-то ты сегодня никакой, - фыркнула я, - Несешь всякую околесицу. В моей жизни не ван Чеха станет в четыре раза больше, а проблем. Потому, что никто меня жалеть не будет, считаться с тем, что я учусь тоже. Вкатили карт полную сумку, завтра еще разбирать все эти истории болезней. У меня иногда ощущение, что они там, на заводе, чем-то психоделическим занимаются. Люди сначала спиваются, потом с катушек съезжают. Мне только не понятно, что ван Чех, доктор такого уровня делает в этой больничке? Он мог бы такие деньги делать на таких высотах!
- Он не за деньги работает. За идею, - ухмыльнулся Виктор, перебирая клавиши фортепиано, - И потом знаешь: любовь-то она не ржавеет, даже если умерла вторая половина. Может быть, он ради памяти Пенелопы там работает, у нее же кроме докторской степени ничего не было. Тоже за идею работала, она мне рассказывала, когда мы в шахматы играли.
Читать дальше