Ника Алова - Братья

Впрочем, у Маарана на этот счет имелось собственное мнение, которое он, однако, до поры предпочитал держать при себе. А служанку Тавола, Миру, он забрал с собой. Потому, во-первых, что теперь и у него, Иерарха, было полное право иметь личную рабыню, а, во-вторых, потому, что смерть Тавола по-прежнему оставалась для него тайной. И эту тайну он твердо вознамерился однажды раскрыть.

У нее были прохладные, душистые руки. Это воспоминание преследовало его по ночам всю жизнь. То, как она этими своими прохладными, душистыми руками меняла на его лбу холодный компресс. Иногда она наклонялась послушать его дыхание, и тогда ее волосы щекотали его шею и ухо. Волосы у нее были нежными и тоже душистыми, но пахли иначе, не так, как руки. Руки пахли травами, а волосы — цветами. Цветов этих он не узнавал, потому, наверное, что мало видел их на своем веку, но всегда знал, что то были самые прекрасные цветы на свете.

А еще он часто видел во сне ее улыбку. Открывал глаза, и видел ее, сидящую рядом и счастливо улыбающуюся. Во сне, как и тогда, в первый раз наяву, эта улыбка предназначалась только ему, и больше никому на свете. Мысль об этом делала его счастливым на короткий миг. Ровно до момента пробуждения.

Поэтому сейчас он не хотел просыпаться. Он хотел остаться там, в крепости, прочными стенами отделенной от грохота все еще продолжающихся сражений, на низенькой жесткой лежанке в небольшой комнатке. Хотел еще немного посмотреть на то, как она, склонившись над металлическим столиком в углу, составляет какие-то капли. Как двигаются под тоненькой рубашкой, просвеченной лучами вечернего солнца, ее лопатки, и как радостно она улыбается, закончив работу.

Волосы у нее были светло-золотистые, но солнце превращало их в ослепительный золотой водопад. Чаще всего она заплетала косу и скручивала на затылке, чтобы не мешали работать, но и тогда на лбу и возле ушей оставались несколько прелестных золотых завитков. И всегда, несмотря на окружавшие их в те дни кровь, боль и смерть, карие глаза ее искрились золотом, в них будто прятались до поры до времени веселые зайчишки, готовые при всякой возможности выпрыгнуть на волю и поиграть.

Одного только ее присутствия в те дни многим было достаточно, чтобы позабыть о боли. Она олицетворяла собой жизнь, молодость, свежесть, принося в угрюмые старинные стены надежду, давая силы и тем, кому она помогала, и тем, кто занимался ранеными вместе с ней. С ней все хотели поговорить, пытались шутить, и она так весело и заразительно смеялась, что даже самые неуклюжие шутки начинали казаться всем вокруг смешными и очень удачными.

Она все делала легко, и рядом с ней будущее начинало казаться светлым и радостным. Не было больше войны, не было страха, не было усталости. Она умела видеть впереди счастье, и заражала этим умением всех, к кому прикасалась.

Теперь он мог видеть ее только во сне, и давно уже не знал, хочется ли ему, чтобы эти сны продолжались, или им пора было бы уже прекратиться, оставить его в покое. Не знал, потому что никак не мог понять, являются ли они для него источником радости, или же причиняют одну только боль.

Она ушла, и никогда больше не вернется. Не будет больше этих глаз, рук и трогательных завитков возле ушей. Никогда не будет больше этого смеха. Прошли годы. Прошла молодость. Сотни и сотни магов погибли в горниле Переворота, устроенного храмовниками, от большинства из них не осталось даже надгробий.

Помнит ли кто-то еще их имена? Говорят, маги всегда вели и посейчас ведут у себя в фортах подробнейшие архивы, в которых хранят память о жизни и делах каждого своего собрата. Но и они не знают всех имен и всех судеб тех, кто погиб тогда, не успев сбежать или пытаясь остановить неотвратимое, образумить разъяренную толпу.

А может быть, и знают. Этого он не знал точно. Зато точно знал, что никогда не забудет имя той девушки, что поправляла на его лбу холодный компресс и слушала порой его дыхание, когда он, раненый, валялся в замке Эртаваль. Имя Милены Ровари.

Проснувшись, Иерарх долго не мог успокоиться и вновь отойти ко сну. Поэтому, чтобы не терять времени попусту, начал обдумывать нынешнее положение вещей и возможные варианты будущего.

Весьма вероятно, что при его жизни им так и не удастся отыскать Хранительницу. Обидно, поскольку никто не вложил в это дело столько усилий, сколько он, но вполне вероятно, это необходимо признавать. При таком развитии событий нежити будет становиться все больше и больше.